Иуда показал стражникам на одного из моих
шелухин —на Дидима, или на второго Ехуду, или еще на кого-то, – и тот сказал:
«Да, я – Ёхошуа из Назарета», а остальные подтвердили. Наверное, это всё-таки
был Таддай, мы с ним оба пошли лицом и ростом в нашего деда. Неужели они его
распяли? Знаешь ли ты, что такое распятие? Это самая ужасная из казней. Даже
умирать на колу менее мучительно, там жизнь вытекает вместе с кровью. А тут все
приподнимаешься, приподнимаешься на носках, чтобы вдохнуть воздуха, а солнце
впивается прямо в мозг, и палач подставляет влажную губку на копье. Ты знаешь,
что пить нельзя – это только продлит твои страдания, но сухие губы сами
тянутся... И так много часов, пока толпе и караулу не надоест. Тогда сломают
голени, чтоб ты больше не мог приподниматься, и скоро задохнешься...»
Тут он заплакал, и мне пришлось его утешать.
Он размазывал слезы по лицу и всё повторял: «Я должен вернуться. Я должен
вернуться к своим. Но проклятая пещера не пускает меня! Я три года ходил по
стране России. Сначала ничего не знал, не понимал, что произошло. Потом
догадался, но не знал, что нужно делать. А недавно вдруг услышал голос. Это со
мной иногда бывает, я слышу Голос. Его голос. (Эммануил показал на свод
пещеры.)Голос сказал мне: «Вернись к себе. Распяли не того, кого следовало, и
из-за этого люди ничего не поняли. Хуже – они поняли всё неправильно! И почти
две тысячи лет всё мучают, мучают друг друга!» И я понял: я должен вернуться и
всё исправить.
Я уехал из России, я спешил попасть сюда в
канун еврейской Пасхи. Мне удалось найти пещеру. Повезло, что двор заброшен и
здесь никто не живет. Я долго рыл, прежде чем нашел вход – за две тысячи лет он
ушел на семь локтей под землю. В ночь на пятницу я спустился в пещеру и сидел
там до утра. Ничего не произошло.
В следующий четверг я решил в точности
повторить весь путь из масличного сада – может быть, дело в этом. Опять ничего.
Я пробовал еще несколько раз, но мое время не хотело забирать меня обратно, его
ворота закрылись. Тогда я пошел ходить по родной земле – смотреть, думать и
разговаривать с людьми.
А третьего дня вдруг вспомнил. Тогда ведь было
полнолуние! В мои времена Пасху всегда отмечали в пятнадцатый день месяца, в
полнолуние. Я вошел в пещеру как раз в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое
нисана».
Здесь Эммануил спохватился, замахал руками:
«Ах, женщина, я заговорился с тобой! Что луна?»
Он бросился наружу. Я – за ним.
Луна уже зашла, и Эммануил застонал от досады.
«Я упустил ее! Ну вот, всегда я так – заговорюсь с кем-нибудь...»
Издали донесся крик петуха – было уже недалеко
до рассвета.
Эммануил снова заговорил, сердито: «И Кифу
тоже оклеветали. Не мог он от меня трижды отречься, прежде чем пропоет петух.
Что Кифа пошел в дом первосвященника, верю. Должно быть, хотел проверить,
заметили ли мои гонители подмену. Но что он «исшед вон и плакася горько», не
верю. Представить, чтобы Кифа плакал, заслышав крик петуха?»
И только в этот миг я наконец вспомнила. «А
что значит петух? Нет, не евангельский, а другой, красный? В чем его значение?»
Он вытаращил глаза, из чего я сделала вывод,
что про магические свойства красного петуха он ничего не знает и я зря морочила
себе голову старинными трактатами и нелепыми гипотезами. В самом деле, какой
еще петух?
Но Эммануил вдруг хлопнул себя руками по бокам
и закричал так громко, что с дерева, маша крыльями, сорвалась какая-то ночная
птица: «Петух! Ну конечно! Петух!» И еще добавил что-то на еврейском или
арамейском.
«Что? Что?» – закричала и я, испугавшись.
«Не в полнолунии дело! – захлебываясь, стал
объяснять он. – Дело в петухе! Я совсем про него забыл! Вот почему пещера меня
не пускает! Ах, как я тебе благодарен, женщина! Но откуда ты узнала про
петуха?»
Я ужасно заволновалась – вот сейчас, сейчас
мне откроется непостижимая тайна, и от этого, быть может, переменится весь мой
взгляд на мир. Говорю ему: «Из одной книги. Там написано, что, если в
рассветный час в Особенной Пещере закричит красный петух, человек повисает
душой и телом между мирами, и его может выбросить в другое время и место. Это в
самом деле так?»
Спросила – и замерла.
А он пожал плечами: «Про это я ничего не знаю.
Но мне нужно раздобыть петуха!» «Красного?» «Да-да, он был красный. У тебя есть
деньги?»
Я вздрогнула от неожиданного вопроса. «Есть».
«Купишь мне на базаре красного петуха? У меня совсем нет денег». «Конечно,
куплю. Должно быть, значение красного петуха очень велико?»
«Еще бы не велико! – воскликнул он. – Без него
старая Мириам просто пропадет!»
Я испугалась, что он бредит. «Кто?» «Мириам,
бедная вдова, которой принадлежит, то есть в мое время принадлежала эта земля.
Мириам держит кур и живет тем, что продает яйца. А ее петух забрался ко мне в
склеп. Они, петухи, такие любопытные! Я обнаружил его, только когда Кифа с
Ехудой уже ушли. Старушке без петуха нельзя! Кто будет топтать ее кур? Теперь
понятно, почему Бог не пустил меня обратно! Как Он справедлив и милосерден!»
Я переспросила: «Так в пещере с тобой был
петух? И он закричал перед тем, как задрожала земля?» «Кажется, да».
Я замолчала, пытаясь вникнуть в смысл этого
диковинного явления. Не сумела. Спрашиваю: «Но что это за нелепость – красный
петух? Как такое может быть?»
Эммануил улыбнулся. «Разве есть мудрец,
который знает все законы, по которым устроен мир? Ну так чего ж удивляться,
если Бог преподает еще один урок или являет нам новую притчу?»
«В чем же может заключаться смысл такой
странной притчи?!»
Он немножко подумал и спрашивает: «Скажи,
верить в чудеса глупо?»
«Нет, – ответила я. – То есть да. Я не знаю.
Надеяться на то, что в жизнь вмешается чудо и решит все твои печали, глупо».
«Да, надежда на чудо – глупость, – согласился
он. – И бессмыслица. Такая же, как кричащий в Особенной Пещере красный петух».
Больше мы ни о чем не говорили, потому что я
вдруг ощутила неимоверную усталость и едва могла удерживаться на ногах. Должно
быть, сказались потрясения этой удивительной ночи.
Мы спустились обратно в склеп и проспали там
до утра. Земля была жесткой, но никогда еще я не почивала так крепко и мирно.
Когда же в отверстие проникли лучи солнца, мы
отправились на городской базар покупать красного петуха.
* * *
Птицу нужной окраски мы нашли без труда – это
весьма распространенная здесь порода, должно быть, выведенная не одно
тысячелетие назад.