У телеграфного пункта его ожидал чиновник
почтового ведомства.
– Где? – спросил полосатый.
Ему протянули листок с телеграммой,
адресованной в Заволжск.
Содержание полосатому, очевидно, было известно
– читать депешу он не стал, а аккуратно сложил бумажку и сунул в карман.
Глава 15 - Полнолуние
Близ сада и в саду
Перед Яффскими воротами Пелагия велела
поворачивать направо. Старый город объехали с юга вдоль Кедронского оврага.
Справа белело надгробьями еврейское кладбище
на Масличной горе, издали похожее на огромный каменный город. Полина Андреевна
едва взглянула на сей прославленный некрополь, обитатели которого первыми
восстанут в день Страшного Суда. Утомленной путешественице сейчас было не до
святынь и достопримечательностей. Круглая луна забралась в небо уже довольно
высоко, и монахиня очень боялась опоздать.
– Если через пять минут не будем, где велено,
двухсот франков не получишь, – ткнула она кучера кулаком в спину.
– А жениться? – обернулся Садах. – Ты сказала
«ладно».
– Сказано тебе, у меня уже есть Жених, другого
не нужно. Погоняй, не то и денег не получишь.
Палестинец надулся, но лошадей все же
подстегнул.
Хантур прогрохотал по мосту и повернул вправо,
на улочку, уходившую резко вверх.
– Вот он, твой сад, – пробурчал Салах,
показывая на ограду и калитку. – Пять минут не прошло.
С сильно бьющимся сердцем смотрела Полина
Андреевна на вход в священнейший из всех земных садов.
На первый взгляд в нем не было ничего
особенного: темные кроны деревьев, за ними торчал купол церкви.
Эммануил уже там или еще нет?
А может быть, она вообще ошиблась?
– Подожди здесь, – шепнула Пелагия и вошла в
калитку.
Какой же он маленький! От края до края
полсотни шагов, никак не больше. Посередине заброшенный колодец, вокруг него с
десяток кривых, узловатых деревьев. Говорят, оливы бессмертны, во всяком
случае, могут жить и две, и три тысячи лет. Значит, какое-то из этих деревьев
слышало Моление о Чаше? От этой мысли сердце монахини сжалось.
А еще более стиснулось в груди, когда Пелагия
увидела, что в саду кроме нее никого нет. Луна светила так ярко, что спрятаться
было невозможно.
Не нужно отчаиваться, сказала себе Полина
Андреевна. Может быть, я пришла слишком рано.
Она вышла обратно на улицу и сказала Салаху:
– Спустимся вон туда. Подождем.
Он отвел лошадей вниз, к дороге. Там в
осыпавшейся стене образовался провал, сверху нависали густые ветви деревьев,
так что разглядеть повозку можно было, только если знать, где она стоит.
Салах спросил, тоже шепотом:
– Кого ждем, а?
Она не ответила, только махнула рукой, чтоб
молчал.
Странная вещь – в эти минуты Пелагия уже
нисколько не сомневалась, что Эммануил придет. Но волнение от этого не
ослабело, а, наоборот, усилилось.
Губы монахини шевелились, беззвучно произнося
молитву: «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончавается
душа моя во дворы Господни, сердце и плоть моя возрадоваться о Бозе живе...»
Моление родилось само собой, безо всякого участия рассудка. И лишь дойдя до
слов «Яко лучше день един во дворех Твоих паче тысящ: изволих приметатися в
дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих», она осознала, что
произносит мольбу о перемещении из жизни земной в Вечные Селения.
Осознав, задрожала.
С чего это душа вдруг исторгла псалом, который
предписан человеку, находящемуся у порога вечности?
Но прежде чем сестра Пелагия могла прочесть
иную, менее страшную молитву, с дороги на горбатую улочку свернул человек в
длинном одеянии и с посохом.
Это всё, что успела разглядеть монахиня,
потому что в следующий миг луна спряталась за маленькое облако, и стало совсем
темно.
Путник прошел близко, в каких-нибудь пяти
шагах, но инокиня так и не поняла, тот ли это, кого она ждет.
Стала смотреть вслед – повернет в сад или нет.
Повернул.
Значит, он!
Тут и луна высвободилась из недолгого плена,
так что Пелагия разглядела спутанные волосы до плеч, белую рубаху и темный
пояс.
– Он! – воскликнула она уже вслух и хотела
кинуться за вошедшим в сад, но здесь случилось непредвиденное.
Кто-то схватил ее за руку и рывком развернул.
Пелагия и Салах так сосредоточенно смотрели в
спину человеку с посохом, что не заметили, как к ним подкрался еще один.
Это был мужчина устрашающего вида. Бородатый,
широкоплечий, с плоским свирепым лицом. За плечом его торчал приклад карабина.
На голове был повязан арабский платок.
Одной рукой незнакомец держал за шиворот
Салаха, другой – за локоть Пелагию.
– Что за люди? – прошипел он по-русски. –
Почему таитесь? Против негоумышляете?
Кажется, он лишь теперь разглядел, что перед
ним женщина, и локоть выпустил, но зато схватил палестинца за ворот обеими
руками, да так, что почти оторвал от земли.
– Русские, мы русские, – залепетал
перепуганный Салах.
– Что с того, что русские! – рыкнул ужасный
человек. – Еговсякие сгубить хотят, и русские тож! Зачем тут? Егоподжидали?
Правду говорите, не то...
И взмахнул таким здоровенным кулачищем, что
бедный палестинец зажмурился. Богатырь без труда удерживал его на весу и одной
своей ручищей.
Оправившись от первого потрясения, Пелагия
быстро сказала:
– Да, мы ждали Эммануила. Мне нужно с ним
говорить, у меня для него важное известие. А вы... вы кто? Вы из «найденышей»,
да?
– «Найденыши» – это которые свою душу спасают,
– с некоторым презрением молвил бородач. – А я егоспасать должон. Моя душа
ладно, пускай ее... Только бы онживой был. Ты сама кто?
– Сестра Пелагия, монахиня.
Реакция на это вроде бы совершенно безобидное представление
была неожиданной. Незнакомец швырнул Салаха наземь и схватил инокиню за шею.
