Картинка сменилась. Душная летняя ночь. Она с Харпером на веранде. Пьют прохладное вино. А потом танцуют в романтичных, шикарных апартаментах «Пибоди».
Вот она работает с ним в прививочной теплице.
Смотрит, как он несет на плечах Лили.
«Любовь должна быть легче, — в полудреме подумала Хейли. — И проще. И не следует желать большего, когда жизнь полна любви».
Она снова вздохнула, приказала себе наслаждаться тем, что у нее есть, а остальное придет.
Вдруг будто ножи вонзились в ее живот. Неожиданная боль была ужасной, будто тело, несмотря на сопротивление, рассекают пополам. Жар и боль. Невыносимо... Как может что-то столь любимое, столь желанное так наказывать ее? Она умрет от этого, несомненно, умрет... И никогда не увидит своего сына.
Пот лился с нее ручьями, а изнеможение казалась почти таким же убийственным, как боль.
Кровь и пот... и мучительные боли. Все ради ее ребенка, ради ее сына. Она готова заплатить любую цену, только бы дать ему жизнь.
И когда боль все же рассекла ее и бросила в темноту, она услышала тонкий плач новорожденного.
Хейли проснулась вся в поту. Тело еще дрожало от боли, но ее собственный ребенок блаженно спал на ее согнутой руке.
Она осторожно высвободила руку, нащупала телефон.
—Харпер? Ты можешь прийти?
—Где ты?
—В своей комнате. Лили спит рядом. Я не могу оставить ее. У нас все в порядке, — быстро добавила она. — Все отлично, но кое-что случилось. Только что. Пожалуйста. Ты сможешь прийти?
—Буду через две минуты.
Хейли обложила дочку подушками, но все равно побоялась выйти — Лили могла перекатиться и упасть с кровати. Не в силах сидеть на месте, она заметалась по комнате на подкашивающихся ногах.
Услышав шаги Харпера, Хейли распахнула стеклянные двери, выходящие на веранду.
—Амелии сказали, что малыш родился мертвым. — Она покачнулась и чуть не упала. — Ей сказали, что она родила мертвого ребенка.
16
Харпер стоял у открытого окна гостиной, слепо глядя на благоухающие розы и сжимая в карманах кулаки.
—Она была совершенно сломлена, еле держалась на ногах, когда я прибежал туда... Даже придя в себя, Хейли выглядела больной.
—Она не пострадала. — Митч выставил руку, когда Харпер резко обернулся. — Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю. Но физически она не пострадала, вот что важно.
—В этот раз, — огрызнулся Харпер. — Мы не контролируем ситуацию. Совершенно не контролируем, черт побери!
—Еще одна причина всем нам держаться вместе и сохранять спокойствие.
—Я успокоюсь, когда ее не будет в доме.
—Амелии или Хейли? — спросил Логан.
—Прямо сейчас? Обеих.
—Хейли могла бы пожить у нас. На твоем месте я бы собрал ее вещи и вывез отсюда, но, насколько я знаю, ты уже раз попытался — безрезультатно. Если думаешь, что сейчас тебе повезет больше, я помогу с переездом.
—Она не двинется с места. Что за чертовщина в мозгах у этих женщин?!
Дэвид развел руками.
—Они чувствуют связь с Амелией. Даже когда видят ее с самой худшей стороны, они чувствуют себя обязанными раскрыть ее тайны и помочь ей. Какой бы она ни была — хорошей ли, плохой... Это нечто вроде женской солидарности, Харп.
—И это дом Хейли так же, как твой или мой, — добавил Митчелл. — Она не покинет его, не бросит расследование на полпути. Так же, как ты, или я, или любой из нас. — Он обвел парней взглядом. — Значит, мы должны довести дело до конца.
Логика и справедливость слов Митча не ослабили ни гнев Харпера, ни его тревогу.
—Вы не видели ее после того, что случилось!
—Не видели, но я понял суть из твоего рассказа. Харпер, она и для меня много значит. Для всех нас.
—Все за одного. Благородно. Но она на передовой! Она сейчас одна за всех.
—Согласен. — Митчелл, сидевший в кресле, подался вперед, привлекая внимание Харпера. — Давайте обдумаем последний эпизод. Амелия провела Хейли через тяжелые роды и душевную травму, вызванную известием о смерти ребенка. Провела тогда, когда Хейли спала, практически обнявшись с Лили, но наша малышка даже не шелохнулась. Мне это говорит о том, что у Амелии нет намерений причинить вред ребенку или напугать его. Если бы был хоть какой-то намек, вы не думаете, что Хейли пулей вылетела бы из комнаты?
—Может, и так, но, чтобы получить желаемое, о котором мы можем пока только догадываться, Амелия будет и впредь использовать Хейли, и использовать жестоко.
—Верно, — кивнул Митч. — Она видит, что это работает. Она дает нам информацию, которую мы вряд ли когда-нибудь нашли бы сами. Теперь мы знаем, что у нее не только забрали ребенка, но и сказали, безжалостно сказали, что он мертв. Неудивительно, что ее психика, уже нестабильная, не выдержала.
—Мы можем предположить, что Амелия пришла сюда за сыном, — заметил Логан. — И умерла здесь.
—Ну, ее ребенок тоже давно умер. Вырос, прожил жизнь и умер. — Харпер тяжело опустился в кресло. — Он мертв, как и она. Здесь она его не найдет.
Хейли, задремавшая в своей комнате, очнулась. Шторы были задернуты, и свет проникал лишь в узкую щель между ними. Освещенная этим лучиком света, Роз сидела с книгой в руках.
—Лили.
Розалинд отложила книжку и встала.
—Она со Стеллой. Стелла увела ее и мальчиков поиграть в другое крыло, чтобы не шумели здесь. Как ты себя чувствуешь?
—Вымотанной. И еще немного больно. — Хейли благодарно вздохнула, когда Роз присела рядом и погладила ее волосы. — Было гораздо больнее, чем тогда, когда я рожала Лили, больнее и дольше. Я понимаю, для меня это продолжалось всего несколько минут, но казалось, прошли долгие часы. Час за часом боль и жар... А к концу все расплылось. Они что-то дали ей, и она забылась, но это еще хуже.
—Думаю, настойку опия.
—Я слышала плач младенца. — Хейли свернулась клубочком и приподняла голову, чтобы видеть лицо Роз. — Вы же знаете, что бы ни происходило, когда слышишь первый крик своего ребенка, все чувства обостряются.
—Ее ребенка. — Розалинд взяла Хейли за руку. — Не твоего.
—Я понимаю, понимаю... Но в тот момент он был моим. Когда врач сказал, что ребенок родился мертвым, душераздирающие горе и неверие тоже были моими.
—Я никогда не теряла ребенка. Даже представить не могу эту боль...
—Роз, они солгали ей. Думаю, Реджинальд им заплатил. Они солгали, но Амелия знала. Она слышала плач младенца и знала. Это и свело ее с ума.
Розалинд повернулась так, чтобы Хейли могла положить голову на ее колени, и молчала, глядя на тонкий лучик света, пробивающийся между штор.
