Черный человек (если это, конечно, был
человек) сделал быстрое движение, смысл которого Полина Андреевна поняла не
сразу. Лишь когда верхняя часть силуэта из круглой стала заостренной, поняла:
это он натянул на голову куколь.
Таиться было уже ни к чему. Убегать же госпожа
Лисицына не стала.
Пошла прямо на распрямившегося во весь рост
схимника (теперь-то видно было, что это именно схимник); тот попятился.
Немного не дойдя до узкой черной тени, Полина
Андреевна остановилась – так страшно блеснули в прорезях куколя глаза. Должно
быть, именно так сверкает взгляд василиска. Не святого праведника Василиска, а
кошмарного посланца преисподни, с жабьим туловом, змеиным хвостом и петушьей
головой. Чудища, от смертоносного взора которого трескаются камни, вянут цветы
и падают замертво люди.
– Вот вы, оказывается, какой, Алексей
Степанович, – молвила Полина Андреевна, содрогнувшись.
Черный монах не шелохнулся, и тогда она
продолжила – негромко, безо всякой поспешности:
– Да вы это, вы. Больше некому. Я сначала на
Сергея Николаевича Лямпе подумала, но сейчас, когда одна через Подход в темноте
шла, прозрела. Это часто бывает: когда очи слепы, ум и душа лучше видеть
начинают, не отвлекаются на мнимости. Не дотащить было вас Сергею Николаевичу
от оранжереи до озера. Сил у него, тщедушного, не хватило бы, да и далеко.
Опять же изречение Галилеево про измерение неизмеряемого, что я на тетрадке с
формулами видела, мне покою не давало. Где я его прежде-то слышала? И
вспомнила, только сейчас вспомнила где. Из вашего третьего письма это. Стало
быть, к тому времени вы в лаборатории у Лямпе уже побывали и в тетрадку его
заглядывали. Тут-то всё у меня и выстроилось, всё и прояснилось. Жаль только,
что не раньше. – Полина Андреевна подождала, не скажет ли чего-нибудь на это
схимник, но он молчал. – В первый же день вы нашли спрятанную под водой
скамейку и в письме про это “пикантнейшее обстоятельство” намекнули: мол,
завтра всё раскрою и эффектно преподнесу вам всю нехитрую разгадку. Ночью вы
отправились выслеживать “Черного Монаха” и преуспели. Проследили мистификатора
до лечебницы, чтобы вызнать, кто это. Увидели лабораторию, заинтересовались.
Сунули нос в записи… Я-то там ничего не поняла, в формулах этих, а вы
разобрались. Недаром вас в университете в Фарадеи прочили. Что-то там написано
было про пещеру и шар этот такое, отчего все ваши планы переменились и начали
вы свой собственный спектакль разыгрывать. – Она опасливо посмотрела на
таинственно посверкивающую сферу. – Что ж в этом шаре есть такого особенного,
если вы из-за него на этакую страсть пошли, столько людей погубили?
– Всё, – сказал схимник, стянул уже ненужный
колпак и тряхнул кудрявой головой. – В этом шаре есть всё, что я пожелаю.
Полнейшая свобода, слава, богатство, счастье! Во-первых, в этом кругляше по
самому малому счету шестьсот тысяч золотников драгоценнейшего в мире металла, и
каждый золотник – это месяц привольной жизни. Во-вторых, и в-главных, благодаря
полоумному коротышке у меня есть такой проект, такая идея! Никто кроме меня не
оценит и не поймет! Когда из университета выгнали, я уж думал, всему конец. Но
нет, вот оно, мое будущее. – Он обвел рукой пещеру. – Ни степеней не нужно, ни
многолетнего ассистентства при каком-нибудь доморощенном светиле. Заведу собственную
лабораторию, в Швейцарии. Разработаю эманационную теорию сам! Никто мне не
указ, денег ни у кого клянчить не нужно! О, мир еще узнает Ленточкина! –
Алексей Степанович наклонился, любовно погладил переливчатую поверхность. –
Жаль, мало платино-иридия напилить успел. Ну да ничего, на мои цели хватит и
того, что есть.
Он повернулся к Полине Андреевне, и впалые
щеки, на которых не осталось и следа былых ямочек, сморщились в подобии улыбки.
– Рановато вы меня выследили, сестрица. Зато
хоть выговорюсь, а то всё сам с собой бормочу. Так недолго и вправду мозгами
закваситься. Вы особа резвого ума, сумеете оценить мой замысел. Разве плохи но?
Особенно про первозданную наготу, а? Надо же было как-то на Ханаане зацепиться,
пока все не подготовлю . Днем в Эдеме отдыхаю, ананасы кушаю (ух, осточертели,
проклятые), ночью из-под кустика рясу достану и давай Черным Монахом по острову
шастать, обывателей пугать. Главное – никаких подозрений. Отлично поработали
василисками на пару с господином Лямпе – всех любопытствующих и молебствующих с
берега расшугали. Эх, мне бы месяцок еще, я бы не пять, а пятьдесят или сто
фунтов натер. Тогда можно было бы не лабораторию, а целый исследовательский
центр развернуть. Условия работы природного делителя известны и подтверждены опытами
Лямпе, – проговорил он вполголоса, уже не ей, а самому себе. – Теперь можно
попытаться создать делитель искусственный – денег на первое время хватит, а там
и толстосумы раскошелятся….
– Что такое “делитель”? – настороженно
спросила Лисицына.
Алексей Степанович встрепенулся, одарил ее еще
одной жухловатой улыбкой.
– Этого вы все равно не поймете. Лучше отдайте
должное изяществу решения задачи. Как красиво всё было устроено, а? Сидит в
стеклянных хоромах тихий идиот, наг яко ангелы небесные, и загадками говорит,
глупых карасей на место рыбалки в тихую избушку подманивает. А там цоп крючком,
да колотушкой по лбу, да в ведерко! Я знаю, что вы, мамзель Пелагия, всегда
меня терпеть не могли, но согласитесь: прелесть как задумано.
– Да, изобретательно, – не стала оспаривать
Полина Андреевна. – Только очень уж безжалостно. За жестокость я вас и
недолюбливала. Не понравилось мне, как безобразно вы проректору за обиду свою
отомстили.
Алексей Степанович прошелся по пещере,
потряхивая уставшими от работы пальцами.
– Да уж, конечно. Князь Болконский так не
поступил бы. Потому и в Бонапарты не вышел, А я выйду. Вот он, мой Тулон. –
Ленточкин снова кивнул на чудесный шар. – Я с этой точкой опоры тот, другой
шар, куда более объемный, перевернуть смогу. Эх, надо было вас тогда ходулей
посильней шарахнуть. Всего шесть ночей у шара провел. А теперь придется отсюда
ноги уносить. Ничего, и того, что имеется, для моей идеи хватит.
Он похлопал себя по груди, остановившись у
черного зёва галереи. Поднес ко рту руку, лизнул ладонь – она вся сочилась
лопнувшими кровавыми мозолями. Но внимание госпожи Лисицыной привлекли не
мозоли, а странная длинная полоска, блеснувшая в пальцах Алексея Степановича.
– Что это у вас?
– Это? – Он показал узкий клинок, весь
усыпанный ослепительными точками. – Напильник с алмазной крошкой. Ничем другим
платино-иридий не возьмешь. У добрейшего Лямпе позаимствовал. Он, конечно,
совершеннейший болван, но за идею ядерного делителя и за анализ метеоритного
вещества ему спасибо.
