– Уроды сыроядные! – послышался откуда-то
сверху рев капитана. – Саддукен скотоложные! Чтоб вас, ехидн, Молох познал!
Отовсюду – и снаружи, и с нижней палубы,
доносились отчаянные крики и рыдания, это боялись пассажиры.
Наталья Генриховна (вот как ее звали) с
глубокой убежденностью сказала:
– Это мне за кощунство. За грехопадение на
пути в святую обитель.
И жалобно, безнадежно заплакала.
Лагранж успокаивающе потрепал ее по мокрой
щеке и быстро, по-военному, оделся.
– Куда вы? – в ужасе воскликнула паломница, но
дверь захлопнулась. “Через полминуты полицмейстер был уже на шлюпочной палубе.
Придерживая рукой кепи, так и рвавшееся в
полет, он в два счета оценил ситуацию. Ситуация была ватер-клозетная.
Капитан метался вокруг рубки, тщетно пытаясь
поднять на ноги полдюжины матросов, которые стояли на коленях и молились.
Феликс Станиславович разобрал: “Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево…”
Рулевое колесо в рубке поматывалось туда-сюда, как пьяное, и пароход рыскал
носом меж высоченных волн, несясь неведомо куда.
– Что это вы руль бросили, Нахимов?! – кинулся
Лагранж к капитану.
Тот рассек воздух огромным кулачищем.
– Одному не вывернуть! Пароходишко дрянь, на
большой волне курса не держит! Я говорил архимандриту! Эту кастрюлю сделали,
чтоб по Неве дамочек катать, а тут Сине-море! Нас на Чертов Камень несет, там
мели!
В тот же миг пароход вдруг дернулся и встал
как вкопанный. Оба – и полицмейстер, и капитан – налетели на стенку рубки, чуть
не упали. Корабль немножко поерзал и начал медленно поворачиваться вокруг
собственной оси.
– Всё, сели! – в отчаянии вскричал капитан. –
Если сейчас нос по волне не повернуть, через четверть часа на бок ляжем, и
тогда всё, пиши пропало! У, козлы смердячие! – Он замахнулся на свою молящуюся
команду. – Рыло бы им начистить, да нельзя мне, я обет давал ненасильственный!
Феликс Станиславович сосредоточенно наморщил
лоб.
– А если начистить, тогда что?
– Всем вместе на трос приналечь – развернули
бы. А, что уж теперь!
Капитан всплеснул руками и тоже бухнулся на
колени, загнусавил:
– Прими, Господи, душу раба Твоего, на Тя бо
упование возложиша Творца и Зиждителя и Бога нашего…
– Приналечь? – деловито переспросил полковник.
– Это мы быстро.
Он подошел к ближайшему из монахов, наклонился
к нему и задушевно сказал:
– А ну-ка, вставайте, отче, не то евхаристию
набок сворочу.
Молящийся не внял предупреждению. Тогда Феликс
Станиславович рывком поставил его на ноги и в два счета исполнил свое свирепое
намерение. Оставил святого человека в изумлении плеваться красной юшкой и тут
же принялся за второго. Минуты не прошло – все палубные матросы были приведены
в полную субординацию.
– За что тут тянуть-то? – спросил Лагранж у
остолбеневшего от такой распорядительности капитана.
И ничего, Господь милостив, навалились все
разом, повернули нос корабля, куда следовало. Никто не потоп.
* * *
Перед расставанием, когда пароход уже стоял у
ново-араратского причала, брат Иона (так звали капитана) долго не выпускал руку
Феликса Станиславовича из своей железной клешни.
– Бросьте вы свою службу, – гудел Иона, глядя
в лицо полковнику ясными голубыми глазками, удивительно смотревшимися на
широкой и грубой физиономии. – Идите ко мне старпомом. Право, отлично бы
поплавали. Тут, на Синем море, интересно бывает, сами видели. И душу бы заодно
спасли.
– Разве что в смысле пассажирок, – тронул усы
полицмейстер, потому что к трапу как раз вышла Наталья Генриховна –
построжевшая лицом и сменившая легкомысленную шляпку на постный черный платок.
Носильщик нес за ней целую пирамиду чемоданов, чемоданчиков и коробок,
умудряясь удерживать всю эту Хеопсову конструкцию на голове. Остановившись,
паломница широко осенила себя крестом и поклонилась в пояс благолепному городу
– вернее его освещенной набережной, потому что самого Нового Арарата по
вечернему времени было не рассмотреть: “Василиск” полдня проторчал на мели,
дожидаясь буксира, и прибыл на остров с большим опозданием, уже затемно.
Лагранж галантно поклонился соучастнице
романтического приключения, но та, видно, уже изготовившаяся к просветлению и
очищению, даже не повернула головы к полковнику, так и прошествовала мимо. Ах,
женщины, улыбнулся Феликс Станиславович, отлично понимая и уважая спасительное
устройство дамской психики.
– Ладно, отче, увидимся, когда поплыву
обратно. Думаю, денька через два-три, вряд ли позднее. Как полагаете, погода к
тому времени нала… – снова повернулся он к капитану, однако не договорил,
потому что брат Иона глядел куда-то в сторону и лицо у него разительным образом
переменилось: сделалось одновременно восторженным и каким-то растерянным, будто
бравый капитан услышал губительную песню Сирены или увидел бегущую по волнам
деву, что сулит мopякaм забвение горестей и удачу.
Лагранж проследил за взглядом странно
умолкшего капитана и, в самом деле, увидел гибкий девичий силуэт, но только не
скользящий меж пенных гребней, а неподвижно застывший на пристани, под фонарем.
Барышня повелительно поманила Иону пальцем, и тот сомнамбулической походкой
направился к трапу, даже не оглянувшись на своего несостоявшегося старпома.
Как человек любопытный и по складу характера,
и по должности, а также пылкая натура, неравнодушная к женской красоте, Феликс
Станиславович подхватил свой желтый саквояж патентованной свинячьей кожи и
потихоньку пристроился капитану в хвост или, как говорят моряки, в кильватер.
Чутье и опыт подсказали полковнику, что при такой дивной фигурке и уверенной
осанке лицо встречающей не может оказаться некрасивым. Как же было не
удостовериться?
– Здравствуйте, Лидия Евгеньевна, – робко
пробасил Иона, приблизившись к незнакомке.
Та властно протянула руку в высокой серой
перчатке – но, как выяснилось, не для поцелуя и не для рукопожатия.
– Привезли?
Капитан извлек что-то, совсем маленькое, из-за
пазухи своего монашеского одеяния и положил на узкую ладонь, но что именно,
полковник подглядеть не успел, потому что в этот самый миг барышня повернула к
нему голову и легким движением приподняла вуаль – очевидно, чтоб лучше
рассмотреть незнакомца. На это ей хватило двух, самое большее трех секунд, но
этого кратчайшего отрезка времени хватило и Лагранжу – чтобы остолбенеть.
