На следующий день после знаменательного
чаепития епископу пришлось уехать по неотложному делу в одно из отдаленных
благочинии, но своего решения Митрофаний не забыл и сразу по возвращении вызвал
Алексея Степановича к себе, а еще прежде того послал за Бердичевским и
Пелагией, чтобы объяснить им свои резоны уже безо всякой парадоксальности.
– В том чтоб именно Ленточкина послать,
обоюдный смысл имеется, – сказал владыка своим советчикам. – Во-первых, для
дела лучше, чтобы химерами этими занялась не какая-нибудь персона, тяготеющая к
мистицизму (тут преосвященный покосился на духовную дочь), а человек самого что
ни на есть скептического и даже материалистического миропонятия. По складу
своего характера Алексей Степанович склонен во всяком непонятном явлении
докапываться до сути и на веру ничего не принимает. Умен, изобретателен, да и
весьма нахален, что в данном случае может оказаться кстати. А во-вторых, –
Митрофаний воздел палец, – полагаю, что и для самого посланного эта миссия
будет небесполезна. Пусть увидит, что есть люди – и многие, кому духовное
дороже плотского. Пусть подышит чистым воздухом святой обители. Там в Арарате,
я слышал, воздух особенный: вся грудь звенит от восторга, будто выдыхаешь из
себя скверное, а вдыхаешь райскую амброзию.
Архиерей потупил взор и присовокупил тише,
словно нехотя:
– Мальчик-то он живой, пытливый, но в нем
стержня нет, который человеку единственно Вера дает. Кто умом поскуднее и
чувствами потусклее, может, пожалуй, и так обойтись – проживет как-нибудь, а
Алеше без Бога прямая гибель.
Бердичевский с Пелагией тайком переглянулись и
по разом возникшему молчаливому уговору возражать владыке не стали – это было
бы неуважительно, да и жестоко.
А вскоре явился и Алексей Степанович, не
подозревавший о том, какие дальние виды составил на него владыка.
Поздоровавшись с присутствующими, Ленточкин
тряхнул каштановыми кудрями, доходившими чуть не до плеч, и весело
поинтересовался:
– Что это вы, Торквемада, всю свою инквизицию
созвали? Какую такую муку для еретика удумали?
Говорим же, острейшего ума был юноша – сразу
сообразил, что собрание неспроста, да и особенное выражение лиц тоже приметил.
А что до “Торквемады”, то это у Алексея Степановича такая шутка была – называть
отца Митрофания именем какой-нибудь исторической персоны духовного звания: то
кардиналом Ришелье, то протопопом Аввакумом, то еще как-нибудь в зависимости от
поворота беседы и настроения епископа, в котором и вправду можно было
обнаружить и государственный ум французского дюка, и неистовую страстность раскольничьего
мученика, да, пожалуй, и грозность кастильского истребителя скверны.
Митрофаний на шутку не улыбнулся, с нарочитой
сухостью рассказал о тревожных явлениях в Новом
Арарате и без лишних слов разъяснил молодому
человеку смысл поручения, закончив словами:
– По должностной инструкции консирторский
аудитор не только бухгалтерией ведает, но и прочими епархиальными делами,
требующими особенной проверки. Вот и езжай, проверяй. Я на тебя полагаюсь.
Историю про блуждающего по водам Черного
Монаха Алексей Степанович вначале слушал с недоверчивым удивлением, будто
опасался, что его разыгрывают, и даже раза два вставил язвительные ремарки, но
потом понял, что разговор серьезный, и комиковать перестал, хоть по временам не
без игривости задирал бровь кверху.
Дослушав, помолчал, покачал головой и,
кажется, отлично понял “обоюдность” резонов, стоявших за неожиданным решением
покровителя.
Алексей Степанович улыбнулся пухлыми губами,
отчего на румяных щеках образовались славные ямочки, и восхищенно развел руками:
– Ну, вы и хитрец, епископ Отенский. Единым
махом двух лапенов побивахом? Желаете знать мое мнение про эти ваши мистерии? Я
так думаю, что…
– “Я” – последняя буква алфавита, – перебил
мальчишку преосвященный, которому сравнение с Талейраном понравилось еще
меньше, чем уподобление великому инквизитору.
– Зато “аз” – первая, – бойко огрызнулся
Ленточкин.
Митрофаний нахмурился, давая весельчаку
понять, что тот заходит чересчур далеко.
Перекрестил юношу, тихо молвил:
– Поезжай. И да хранит тебя Господь.
Часть первая
Ханаанские экспедиции
Экспедиция первая
Приключения Насмешника
Алексей Степанович собирался недолго и уже на
второй день после разговора с преосвященным отбыл в свою секретную экспедицию,
получив строжайшее указание посылать реляции не реже чем раз в три дня.
Дорога до Нового Арарата с учетом ожидания
парохода в Синеозерске и последующего плавания занимала дня четыре, а первое
письмо пришло ровно через неделю, то есть выходило, что, несмотря на весь свой
нигилизм, Алеша – порученец надежный, в точности исполняющий предписанное.
Владыка был очень доволен и такой
пунктуальностью, и самим отчетом, а более всего тем, что не ошибся в
мальчугане. Призвал к себе Бердичевского и сестру Пелагию, прочитал им послание
вслух, хоть временами и морщился от невозможной разухабистости стиля.
* * *
Первое письмо Алексея Степановича
Достославному архиепископу Турпену от верного
паладина, посланного сражаться с чародеями и сарацинами
О пастырь многомудрый и суровый,
Гроза закоренелых суеверий,
Светило веры и добротолюбья,
Защитник сирых и гонитель гордых!
К твоим стопам смиренно повергаю
Я свой рассказ простой и безыскусный.
Аой!
Когда, трясяся на возке скрипучем,
Влачился я Заволжским королевством
И сосчитал на сем пути прискорбном
Колдобины, а также буераки
Числом пятнадцать тысяч сто один,
Не раз о вашем я преосвященстве
Помыслил нехорошее и даже
Кощунственное нечто восклицал.
Аой!
Но лишь вдали под солнцем засверкало
Зерцало вод священна Синя Моря,
Сраженный сим пленительным пейзажем,
О тяготах я сразу позабыл
И, помолясь, на пыхающий дымом
Корабль переместился белоснежный,
Что в память Василиска наречен.
Аой!
И долгой ночью, лунной и холодной,
