Лизе предписывалось срочно помириться с Катей,
пойти к ней, покаяться, посетовать на собственную глупость и вздорность, с
чувством воскликнуть: «Прости, Катюша, я вела себя отвратительно, сейчас
поумнела и поняла, как мне с тобой повезло».
Услышав этот совет, Елизавета возмутилась.
– Никогда! Срать с ней на одном гектаре не
сяду, не то что в ноги кланяться.
– Ты не умеешь рассчитывать все на шаг вперед,
– укорила ее Соня, – это только для отвода глаз. Потерпи месячишко, Катька
уйдет навсегда.
– С чего бы это? – вздохнула Лиза.
– Ща узнаешь, – закатила глаза Соня. – Сто
баксов взяла?
– Да, а зачем они? – только сейчас догадалась
поинтересоваться Лиза.
Соня понизила голос до еле слышного шепота.
– В Кокошино живет колдунья, она умеет людей
со свету сживать. Идти к ней надо сейчас, тут недалеко, через лесочек, я дорогу
знаю, двигаем!
Лизавете стало страшно, но разве она могла
показать при Соне свою трусость?
Девочки взялись за руки и поспешили по едва
заметной тропочке. Соня не обманула, она действительно привела Лизочку к
деревенской покосившейся избушке.
Ведьма оказалась нестарой женщиной, никаких
сушеных жаб или дохлых мышей по стенам не висело, лишь в одном углу темнели
иконы. Ритуал заклинания на гроб не произвел на Лизу особого впечатления. Тетка
сначала сожгла в печке какую-то вонючую травку, прошептала несколько слов,
взяла золу, насыпала в кулечек и велела Лизе:
– Натруси у нее под окном.
– На улице? – уточнила девочка.
– Ты хочешь беду вон увести, – объяснила
ведьма, – поэтому постели дорожку.
Лиза взяла бумажный фунтик, отдал взамен сто
долларов, тщательно вытряхнула серый порошок туда, куда велела знахарка, и
начала ждать эффекта.
Следующий месяц Лизавета старательно
изображала раскаянье и стихийно возникшую дружбу к мачехе. Катя выглядела счастливой,
она утроила внимание к дочери мужа и постоянно говорила Константину:
– Вот видишь! Лизочка просто росла, это
болезненный процесс, главное для родителей не ругаться с ребенком.
– Какая ты у меня умная, – восхищался Ерофеев.
– Нет, – отвечала Катя, – просто я помню,
каково мне приходилось в ее возрасте.
У Лизаветы от вида всем довольной мачехи ныли
зубы и сводило судорогой не только ноги, но и живот.
– Больше не могу, – пожаловалась она Соне.
– Терпи, – приказала Лузгина, – скоро сработает.
Лизавета стиснула зубы и спустя месяц вдруг
поняла, что ненависть к Кате начинает затихать. Более того, Лизе стали
нравиться совместные походы по магазинам и салонам красоты. В отличие от Сони
Катюша никогда не критиковала Лизочку, не заявляла, как Лузгина при виде
платья, отобранного подружкой:
– Отстой! В таком дерьме даже лошадь на сейшен
не пойдет.
Катя всегда одобряла падчерицу и скрывала от
Кости не только расходы дочери, но и ее прогулы школьных занятий.
– Девятый класс не важный, – заговорщицки
говорила мачеха, – в десятом начнешь заниматься с репетиторами и сдашь
экзамены. У тебя еще есть время.
У Лизы и мачехи появились общие секреты,
маленькие тайны, нашлись темы для разговоров. Катя стала вытеснять Соню из
жизни падчерицы. Но Лизавета не успела полностью осознать метаморфозу.
В конце октября Катя исчезла.
Тридцатого числа, около семи вечера, у Лизы
собрались друзья, несколько мальчиков, Олеся Рыбина, Нателла Саркисян, Роза
Барбатова и, конечно, Соня.
Константин Львович уехал в командировку,
вернуться ему предстояло тридцать первого рано утром. Катя читала в своей
комнате. Лиза ощущала себя полноправной владелицей особняка и решила закатить
вечеринку.
Сначала они посмотрели кино, потом Роза предложила
пойти к ней в дом, пообещала:
– Никита сделает нам коктейли.
Старший брат Барбатовой не подвел, намешал
девчонкам ядерную смесь из разного алкоголя, Лиза сразу опьянела, что было
дальше, помнила смутно. Поскольку вечеринку затеяли по поводу Хеллоуина, все
переоделись в костюмы. Олеся предстала Золушкой, Саркисян натянула черный
костюм скелета с нарисованными костями, Соня нарядилась вампиром, Лиза –
женщиной-кошкой.
Правда, над костюмом Ерофеевой друзья от души
потешались. Лизавете требовалось натянуть на голову плотно прилегающую
шапочку-маску из черной прорезиненной ткани. Но Лизочке от матери досталась
огромная копна мелко вьющихся волос, которые сопротивлялись укладке. Ни гели,
ни лаки, ни пенки, ни раскаленные щипцы-утюги не могли справиться с буйными
локонами. После долгих мучений кудри на полчаса принимали относительно гладкий
вид, но потом вновь сворачивались пружинами, их не удерживали ни махрушки, ни
«крабы», ни шпильки с невидимками. К тому же волосы имели ярко-рыжий цвет. Лиза
много раз просила парикмахеров постричь ее как можно короче, но те в один голос
отвечали:
– Этого нельзя делать, наоборот, кудри лучше
отрастить подлиннее. Если вас обкромсать, вы станете похожи на стог сена, через
который пропустили электроток.
Ясное дело, головной убор женщины-кошки не
смог спрятать охапку волос.
– Это женщина-кошка, которая упала с трамвая и
тормозила головой, – заржала Олеся.
Лиза чуть не заревела от обиды. Положение, как
всегда, спасла Соня, она замотала шею лучшей подруги розовым шарфом и объявила:
– Знакомьтесь, Барби в черном!
– Прикольно! – заорали все.
Лизе на секунду стало неприятно, ну почему
Соня всегда так удачно выпутывается из любой неудачи? Но некомфортное ощущение
быстро ушло, Никита устроил в доме собственный праздник, обе компании
подвыпившей молодежи слились в одну и отправились бродить по поселку, стучали к
соседям, пели песни, получали за выступление конфеты.
Глава 4
Хеллоуин не тот праздник, который справляют
люди, перешагнувшие за тридцать. Но большинство взрослых обитателей поселка не
имело ничего против веселья и даже охотно принимало в нем участие. Отец
Рыбиной, нахлобучив на голову парик жены, сплясал нечто, напоминающее
африканский танец, а родители Барбатовой хором исполнили песню, слов которой не
понял никто. Предки Розы на чистом глазу заявили:
– Мы пели на японском, – и им поверили.