– Офигеть, – прошептала я, – ты хочешь
сказать…
– Витя Ласкин и аспирант Игнатьев, решив
оказать помощь умирающему отцу Насти, обнаружили на его теле пояс с долларами и
присвоили себе эти деньги, – отчеканила Зоя, – небось парни смекнули: честным
путем советскому человеку столько не заработать, поделили найденное и
договорились молчать. Знаешь, что еще интересно?
– У тебя припрятан в шляпе очередной кролик? –
встрепенулась я.
– Кролики закончились, – абсолютно серьезно
ответила Зоя, – осталась мелочь, ну, вроде белых мышей.
– Мышей ловить непросто, – улыбнулась я.
Зоя приосанилась.
– Игнатьев до поездки в Ленинград жил с
родителями. Они простые кандидаты наук, имели обычную «двушку». Вдобавок Игнат
привел в родное гнездо молодую жену. Двум хозяйкам на одной кухне тесно, какие
бы интеллигентные ни были свекровь с невесткой, у них нет-нет да возникнет
причина для выяснения отношений. Ох, не зря Булгаков говорил про квартирный
вопрос, он испортил много браков. А Игнатьеву повезло, спустя полгода после
неприятного происшествия в купе, он прописался в симпатичной «трешке», которая
принадлежала восьмидесятилетней вдове генерала Нине Пунькиной. Мать Игната
вспомнила, что у нее есть двоюродная сестра Лена, а у той бабушка, чья
племянница…
Я подняла руку.
– Можешь остановиться. В советские годы трудно
было купить апартаменты, если у вас было больше семи квадратных метров на
человека, можно было приобрести квартиру в ведомственном кооперативе. Даже в
готовых домах квартиры либо обменивались, либо передавались членам кооператива
по очереди. Но голь на выдумку хитра, люди научились обходить законы, находили
владельца жилплощади и объявляли о своем с ним родстве. И председатель
кооператива, и паспортистка, и сотрудник органов, которые занимались пропиской,
– все понимали, что это обман, но каждый хотел получить свой кусок пирога. В
результате «племянник» регистрировался у «троюродной тети». Далее возможны
варианты: либо «родственница» оставалась на месте и жила вместе с новыми
жильцами, либо она съезжала на дачу, отправлялась в другой город, перебиралась
на съемную квартиру. Иногда такой спектакль затевали внуки престарелой бабушки,
они получали потом вырученные за проданную жилплощадь деньги.
– Точно! – подхватила Зоя. – Еще у Пунькиной
была дача. Она также перешла к Игнатьеву. У молодой пары появились дети, они
были счастливы. После перестройки Игнатьев сидел тихо, бизнесом не занимался,
семья жила скромно, если не сказать бедно, перебралась за город, московскую
квартиру сдавали.
– Ласкин вложил украденное в бизнес и стал
олигархом, а Игнатьев потратил деньги на свою семью, – выдохнула я.
– Внимание, из шляпы появляется последняя
мышка! – объявила Зоя. – Игнатьев скончался пару месяцев назад, его вдова,
Марина Степановна, сейчас усиленно лечится. Она подвержена мании преследования,
говорит, что мужа убили, он потрогал дохлую крысу и заразился раком.
– Рак не передается воздушно-капельным путем,
– протянула я, – это не грипп, не ветрянка, не свинка.
– Ну, конечно, – согласилась Зоя. – Любой
образованный человек знает: опухоль нельзя приобрести даже при тесном контакте
с больным. И уж совсем смешно полагать, что, взяв крысу, вы получите рак
легких. Ладно бы, чуму!
– Крыса! – заорала я.
– Дошло! – радостно констатировала Зоя.
– Их обоих убили! – не успокаивалась я. –
Отомстили за Варенкину. Но почему так поздно? Прошло много лет!
– На некоторые вопросы трудно сразу найти
ответ, – заявила Зоя, – но он точно есть.
– Кто убийца? – подпрыгнула я. – Из Варенкиных
никого нет в живых.
– Ищите да обрящете, – философски заметила
Зоя, – Марина Степановна безвылазно сидит дома. После смерти мужа она регулярно
ходит в местное отделение милиции и допекает сотрудников заявлением: «Игната
убили».
– Думаю, вдову сочли сумасшедшей, – вздохнула
я.
– В яблочко, – подтвердила Зоя. – Игнатьеву
перестали пускать дальше дежурного, один раз вызвали психиатра. Дети наняли
матери сиделку, теперь Марина Степановна никуда не ходит. Няньку ее зовут
Римма, она медсестра. Думаю, если ты представишься моим сотрудником, Марина
Степановна расскажет тебе все, что знает. Держи.
В моих руках оказалось удостоверение работника
милиции.
– Ты имеешь право выписывать ксиву? –
изумилась я.
Зоя приложила палец к губам:
– Тсс. Она не настоящая, я купила ее на
барахолке, там торгуют разными приколами, вроде значка «Заслуженный алкоголик
России», но выглядят «корочки» лучше родных. Только Юрке не рассказывай, он это
не одобрит. И, наконец, последняя инфа. Марина Степановна уверяет, что видела
убийцу мужа. Коробочку с крысой принесла симпатичная молодая женщина, со вкусом
и дорого одетая. Самым приметным были волосы красотки: рыжие, мелко вьющиеся…
Невидимая сила столкнула меня со стула и
закрутила по кухне.
– Скорей давай телефон и адрес Марины
Степановны!! – заорала я.
Зоя молча протянула мне листок бумаги.
В квартиру Игнатьевых меня впустила полная
женщина в сером платье.
– Это вы звонили? – спросила она. – Из
милиции?
– Вы Римма? – вопросом на вопрос ответила я. –
Сиделка Марины Степановны?
– Я здесь, – прозвучало хриплое меццо-сопрано,
и из комнаты выплыла дама, сохранившая не только красивую фигуру, но и пышные
белокурые волосы.
– Неужели мне наконец-то поверили? – с детским
восторгом спросила она. – Вы кто?
– Отдел нераскрытых преступлений, – бойко
представилась я и продемонстрировала фальшивое удостоверение.
– Слава богу, – запричитала Марина Степановна,
– в райотделе милиции сидят дундуки! Сколько я ни твердила им, что Игната
Игнатовича убили, они даже пальцем не пошевелили! Риммочка, завари нам чайку и
дай возможность поболтать вдвоем. Видишь, приехал специалист, я не сумасшедшая!
– Никогда не считала вас душевнобольной, –
поджала губы Римма.
