– Ну и правильно, – одобрила Маша, – мужики
бешеные, еще решит, что ты со всеми трахалась. Лучше молчи. Я тебя не выдам,
остальные девки небось давно померли. «Рар» развалился, забудь!
– Я досталась Косте невинной, – улыбнулась
Катя, – он не станет так думать.
Маша в который раз удивилась наивности
подруги.
– Девственность легко восстановить, кое-кто ее
не один раз штопал.
– Я об этом не подумала, – испугалась Катя.
– Забей, – махнула рукой Маша, – прошлое
похоронено.
Глава 28
– Как же ты очутилась в ночном клубе? –
удивилась я. – В отеле работать спокойнее.
Маша протяжно вздохнула.
– Там платили мало. Яркина мне помогать
перестала.
– Вы поругались? – уточнила я.
Пивоварова помотала головой.
– Нет. Мы встречались раз в месяц, в тихом
месте. Катька привозила деньги, она реально боялась, что муж о ее прошлом
узнает, говорила: «Первая жена Костика была алкоголичкой, он ее по всем ночным
заведениям ловил, в клинике запирал, а толку ноль. Так и допилась до смерти,
оставила дочь сиротой. Он теперь, если про клубы слышит, всегда говорит: там
один бардак!» – Маша скривилась. – А тут он Катьку мог бы и в употреблении
наркотиков заподозрить. Мужики странные. Мне так однохренственно, отчего кто
загнулся, от бухалова или героина. Но Катькин муж считал водку лучше наркоты.
Смех! У моих соседок по дому сыновей арестовали. У одной парня за воровство
взяли, ее сыночек в супермаркете деньги из кассы стырил. У другой мальчишка
бандит, состоял в группе, резал прохожих, отморозок. Так первая второй всегда
говорила: «Мой-то лучше! Он в магазине рубли спер, никого не тронул, а твой
убийца». Я угораю, когда их болтовню слышу, оба же преступники! Какая на фиг
разница, за что они в СИЗО очутились, уж не за заботу о стариках. Так и Катькин
муж. Дескать, женился на Катюше, потому что та такая наивная, ни в чем плохом
не замечена, не пьет, не курит. Катюша боялась, что Константин обо мне узнает и
сообразит: жена видела кой-чего».
– Представляю, – кивнула я, – и тем не менее
Яркина тебе помогала.
– А потом не пришла, – пожала плечами
Пивоварова, – первое ноября было, я ее больше двух часов прождала. Все, она
исчезла.
– Ты не забеспокоилась, не забила тревогу? –
упрекнула я бывшую наркоманку.
– Конечно, нет, – равнодушно сообщила Маша, –
может, надоело ей, денег жаль стало, уж не знаю, но мы с той поры не общались.
Телефона она мне своего не давала, адреса тоже. Знаю лишь, что мужа звали
Костя, а падчерицу Настя.
– Лиза, – тихо поправила я.
– О, точно! – обрадовалась Маша. – Если
человек со мной общаться не хочет, на фиг к нему лезть?
Я попыталась погасить волну возмущения, но не
сдержалась.
– Вам не пришло в голову, что Катя сама
нуждается в помощи?
Пивоварова зевнула.
– Не-а! Она богатая. Ну, предположим, я к ней
домой припрусь. Раздобуду адрес, причапаю, налечу на ее мужа. Хорошо получится?
Хоть кто спроси, Пивоварова никогда крысой не была.
– Крысой? – вздрогнула я. – Ну-ка поподробнее.
– Грызунов не видела? – развеселилась Маша. –
Выйдешь отсюда, на помойку загляни, сидят там в ряд.
– Почему ты сказала «Пивоварова никогда не
была крысой»? – насела я на женщину.
– Ну, выражение такое, – растерялась Маша, –
крыса – это предатель. Он крысятничает, врет много, у своих ворует, у родных, у
коллег по работе. Или вот, например, тут в клубе стриптизер был, Федька. Видела
в супермаркетах «Фестиваль едоков», большие кубы стоят с надписями «Собираем
деньги для воспитанников детдомов»?
– Да, – кивнула я, не понимая, куда Маша
клонит, – иногда опускаю туда сотню-другую.
Маша почесала нос.
– Благотворительной акцией руководит один
бывший браток, я его знаю. Раньше он с автоматом разгуливал, сейчас банкир. Ему
донесли, что из «кубика» в одном магазине парень бабки тырит, приходит вечером,
крышку снимет и набивает карманы. В общем, спустя неделю нашли этого вора во
дворе, на груди крыса дохлая, у нее в пасти деньги. Придавили нашего Федьку, и
правильно. Не крысятничай, не тырь чужое, не замай детские денежки. Крысе
крысячья смерть! А я не такая. Катьку подвести не хотела.
– Не тырь чужое, – пробормотала я, – не
обманывай своих. Иначе ты крыса!
– Как еще таких сволочуг назвать? – вспыхнула
Маша. – Светлыми ангелами? Знаешь, кабы наркош, пойманных с дозой, на месте
расстреливали, народ колоться перестал бы. А вора нужно убить!
– Суровая позиция, – сказала я, – наказание
должно соответствовать преступлению.
– Аха! – скривилась Маша. – У нас педофилам
пару лет дают и отпускают, поэтому их видимо-невидимо развелось. Расстрел! Без
проволочки!
– Это суд Линча, – вздохнула я, –
ку-клукс-клан.
Маша встала.
– Да. Надо самим бороться, от государства
справедливости не дождаться. Знала бы, что за травку жизни лишусь, не
схватилась бы за косяк, потом за таблетки и герыч. К наркоте безнаказанность
толкает. И ты меня никогда в этом не переубедишь.
Дома я застала полнейший кавардак. Потный Юрик
вместе с Зоей, Николаем Шунаковым и примкнувшим к компании соседом Михаилом
споро таскали коробки.
– Есть охота, – пропыхтел Юра, пробегая мимо
меня с очередным узлом.
– Зоя обещала сделать чебуреки, – вспомнила я.
– Их давно слопали, – ответила та, таща на
плече тюк, – было двадцать штук, все ушли.
– Вкуснотища! – сообщили Миша и Николай хором.
Мне стало обидно:
– Ни одной штуки мне не оставили.
– Конечно, заныкали, – быстро сказал Юрик, – в
кухне, на подоконнике.
Я поспешила к окну, нашла там девственно
чистую кастрюльку и закричала.
– Чугунок пустой!
Вся компания ввалилась в кухню и начала громко
недоумевать.
– Странно! – буркнул Николай.
– Я сам отложил «ушко», – подтвердил Юра.