Глава 1
Хочешь увидеть своего злейшего врага, посмотри
в зеркало.
– Вилка, как тебе идея отправить ее в выходные
на Лазурку? – прозвучал капризный голосок.
Я вынырнула из мрачных раздумий и велела себе:
ну-ка, дорогая, долой уныние, включи мозги, улыбнись и попытайся в очередной
раз втолковать Лизе, что простые российские женщины не летают на собственном
самолете на уик-энд на Лазурный Берег во Франции.
– Опять не понравилось? – скорчила гримасу
собеседница, – боже, как с тобой трудно!
Я машинально кивнула, вот тут Лизонька права
на сто процентов. Большинство людей полагает, что нет ничего проще, чем
накропать книгу: стоит сесть за стол, как слова сами выльются на бумагу. Если
же у вас никак не получается выдать на-гора связный текст, то, вероятнее всего,
виноват стул из искусственной кожи, с неудобной спинкой и жестким сиденьем.
Именно эту причину и назвала Лизавета, когда я, впервые причитав написанный ею
опус, решительно сказала: «Прости, но это белиберда».
– Конечно, разве может родиться путевая
рукопись, если сидишь так, что оскорблен не только взор, но и попа!
Помнится, в тот момент я едва удержалась от
смешка. Вы представляете себе обиженную на весь мир попу? А потом началось! На
каждое мое замечание Лиза, моргнув, заявляла:
– Бумага желтая, ручка скрипит, чернила
фиолетовые, а не синие. Надо заказать особую с водяными знаками и купить перо
из золота, я хочу писать как Пушкин, а не долбать по клавиатуре. Конечно, с
компом удобнее, но все великие оставили после себя рукописи, а не файлы.
– Во времена Толстого и Достоевского еще не
придумали даже пишущую машинку, – поддела я ее и пожалела, потому что Лиза
надулась и отбрила:
– Эй, сейчас я тут гений.
Думаю, вы ничего не понимаете, поэтому
попытаюсь объяснить ситуацию, в которую я влипла.
В самом начале марта, если быть точной,
первого числа, я проводила автографсессию в Доме книги на Новом поле. Очень
люблю этот магазин, там мне всегда дают понять: Арина Виолова
[1]
– лучший
писатель всех времен и народов. Конечно, красавица и умница Надежда Ивановна
Михайлова, директор торгового комплекса, на самом деле просто хочет сделать мне
приятное. Навряд ли она вообще читала хоть одно бессмертное творение
детективного жанра, из тех, что я написала в течение нескольких лет. Но едва я
вхожу в ее кабинет, как она угощает меня чаем и, что самое интересное, всегда
помнит про мои любимые крекеры, ставит на стол именно их, а не жирное курабье.
Да и сама автографсессия бывает отлично организована, радио призывает
посетителей быстро покупать книги Виоловой и мчаться за дарственной надписью.
При этом постоянно звучат эпитеты: «несравненная Арина», «самая читаемая»,
«наиболее популярная». Ясно, что никто не станет рекламировать товар, сообщая о
его недостатках, но все же лестно!
Кроме того, у Наденьки Михайловой всегда
организована видеосъемка мероприятия и приглашено несколько журналистов. Когда
я вижу перед своим носом диктофон или видеокамеру, я буквально ощущаю себя
мегазвездой. В конце встречи с читателями мне вручают роскошный букет и
провожают до машины со словами: «Приезжайте еще, мы вам очень-очень-очень
рады».
Естественно, я несусь к Михайловой в любое
время дня, в принципе готова и ночью раздавать автографы в ее владениях. А кто
откажется услышать о своей гениальности? Меня удивляет, каким образом Надежда
Ивановна, блондинка с фигурой манекенщицы и лицом киноактрисы, управляет таким
серьезным бизнесом. Похоже, ее при рождении поцеловал ангел, вот она и получила
все сразу: красоту, ум, трудолюбие и целеустремленность. Положение обязывает
именовать генерального директора сети магазинов по имени-отчеству, и я так к
ней и обращаюсь: «Надежда Ивановна», но за глаза всегда говорю «Надюша». Она
очень молода, сомневаюсь, что одному из главных книготорговцев страны
исполнилось тридцать лет.
Теперь понимаете, почему я полетела в Дом
книги на Новом поле по первому зову?
В тот день интерес к моим книгам зашкалил за
красную планку. Объяснялся всплеск моей популярности просто: до Восьмого марта
оставалась всего неделя, поэтому большинство мужчин, положив передо мной томик,
просили: «Напишите, что это в подарок к празднику».
Мои детективы пока не достигли пика
продаваемости, как романы Милады Смоляковой, но у меня есть свой круг
читателей, в основном женщин. Они будут рады увидеть на титульном листе добрые
пожелания от автора. Поэтому все были довольны: представители сильной половины
человечества получали за небольшие деньги достойный презент для любимых дам, а
я грелась в лучах славы.
Самым последним ко мне подошел хорошо одетый
мужчина, явно не нуждавшийся в деньгах. Весь его вид свидетельствовал о
достатке: отличный костюм, дорогие часы, легкий аромат парфюма. Покупатель,
несмотря на холодный день и пронизывающий ветер, оказался без пальто: верхняя
одежда явно была оставлена в машине на попечении шофера.
– Можете автограф чиркануть? – попросил он и,
не дождавшись моей реакции, положил на пластиковую столешницу мой самый первый
роман.
– Книга старая, – на всякий случай заметила я,
– не новинка.
– Однофигственно, – «мило» ответил мужчина.
С читателями не стоит спорить, и, главное, на
них нельзя обижаться, в конце концов, человек платит деньги и не намерен в
придачу слушать лекцию о хорошем воспитании.
Я быстро оставила автограф и обрадовалась.
Очередь иссякла, можно ехать домой.
– Нам бы поговорить, – деловито заявил
мужчина, – я Виктор Ласкин, тот самый.
Я машинально кивнула, хотя, признаюсь честно,
понятия не имела, кто такой «тот самый Ласкин». Наверное, на моем фальшиво
приветливом лице отразилось легкое недоумение, а мужчине нельзя было отказать в
наблюдательности. Он сделал быстрое движение рукой, получил от одного из
охранников визитку и подал ее мне. «Виктор Михайлович Ласкин, президент совета
директоров компании «Гвоздь-альянс». Остальной непривычно длинный для карточки
текст, состоящий из перечисления разных предприятий, я читать не стала. И так
было понятно: на встречу с писательницей пришли Большие Деньги.
– Пусть ваша охрана договорится с моими
парнями, – деловито распорядился Ласкин, ни на секунду не допуская мысли, что я
могу заартачиться и отказаться от беседы с ним, – лучше нам побалакать в моей
машине. Эй, Николай, разберись!
