– Напрокат взяла, – всхлипнула курьер. –
Откуда у бедного человека миллионы на такую покупку. Я ведь очень больна, мне
пересаживали печень.
– В прошлый раз ты вроде упоминала про сердце,
– заметила я.
– И печень, – не смутилась врунья. – Все
внутренности сменили! Работа нервная… Люди все жадные, вроде тебя… Норовят
сбежать, не думают о сиротах… Всего-то десять тысяч! Копейки!
– До свидания, – решительно заявила я, – более
сюда не приезжай.
– Не получится – центр часто присылает
информацию. Так что насчет бабла?
– Прощай! – гаркнула я. – Имей в виду: если
поедешь следом, мой жених носит табельное оружие.
– Спасибо, что предупредила, – очаровательно
улыбнулась нахалка, – придется тебя тут подождать.
Я отъехала пару кварталов и позвонила
Плотникову.
– Глюки прошли? – не дал мне высказаться
Роман. – В голове просветлело?
– Ты дома? – перебила я его.
– Хороший вопрос, – одобрил Плотников. – Ты
какой номер набрала?
– Действительно. Очень глупо получилось. Можно
я приеду?
– Зачем?
– Ну… мне надо где-то перекантоваться
часок-другой. Ты шикарно завариваешь чай, – попыталась я подлизаться к Роме. – А
заодно и об Иве поговорим.
– Слушай, – пробасил Плотников, – ты не в моем
вкусе. Прости! Я тебя уважаю и все такое, но ничего личного не испытываю.
Понимаешь?
Я покрепче сжала руль. Неадекватно раздутая
самооценка, очевидно, является первичным половым мужским признаком. Похоже,
Роман считает себя Джеймсом Бондом и Аполлоном в одном флаконе и думает, что
все женщины мира мечтают влезть в его постель. Интересно, он давно смотрелся в
зеркало?
– Плотников, ты мне абсолютно не нужен, –
вырвалось у меня, – я не мечу к тебе в любовницы.
– Да? А чего тогда домой напрашиваешься?
– Господи, просто попить чаю и поговорить.
Если ты не занят, я загляну на огонек.
– У меня мама спит. Я при ней пай-мальчик,
никакого секса.
– Отлично! – обрадовалась я. – Наши желания
совпали. Насколько помню, у вас четырехкомнатные хоромы, мы с тобой не помешаем
отдыхающей родительнице, тихо посидим. Кстати, я уже въехала в твой двор.
Рома с крайне недовольным видом провел меня в
гостиную, усадил на диван, принес чайник. И моментально завел беседу на рабочую
тему:
– Деревня Пауково была головной болью местных
властей, туда по указу Сталина переселили общину монгутов. Но эти люди и там не
собирались подчиняться советским законам, детей обучали собственными силами, к
врачам не обращались, основали молитвенный дом. Руководству области постоянно
за тех монгутов из Москвы по шапке давали.
В начале шестидесятых местные власти решили
покончить со своевольными гражданами, и поздним вечером в Пауково вступил отряд
милиционеров. Но, очевидно, у предводителя общины имелись информаторы, потому
что все население деревни заперлось в местном храме, а когда люди в форме
попытались взломать двери убежища, «отец» крикнул:
– Если переступите порог, мы себя сожжем.
В воздухе запахло керосином, из храма
донеслось стройное пение. Милицейское начальство перепугалось и отменило штурм.
После того случая монгутов оставили в покое. Они жили крайне обособленно, не
общаясь с остальным населением. Пауково с одной стороны окружено лесом, с
другой – огромным озером, а с севера и запада к селу подступают горы. Что
творится в маленькой деревеньке, не знал никто. Иногда один из монгутов
приезжал в райцентр и закупал кое-какие вещи, но «маркитант» никогда ни с кем в
разговоры не вступал. Пару раз в Пауково забредали заплутавшие охотники. Их
встречали с уральским гостеприимством, кормили, поили, но в баню не водили и
спать укладывали в молитвенном доме под присмотром местного служителя культа. В
девяностых годах одному ученому, Игорю Богданову, удалось завоевать
расположение тогдашнего «отца», Ива. Монгуты разрешили ученому некоторое время
пожить в деревне, рассказали ему свои сказки, спели песни. Богданов потом
выпустил книгу, в которой восхищался отважным народом, сумевшим сохранить свою
самобытность, не растворившимся в чужой культуре…
Тихий голос Романа журчал, как колыбельная
песня. Мои глаза начали закрываться, голова потяжелела, руки и ноги сделались
ватными. Огромным усилием воли я стряхнула оцепенение и сказала:
– История монгутов мне в общих чертах
известна. Что с ними теперь? Где Ив?
– Я стараюсь рассказывать подробно, – надулся
Плотников, – не перебивай. Но если ты очень спешишь, отвечу кратко: они все
погибли.
– Монгуты?
– А о ком мы говорим? Они.
– Как? – ахнула я. – Почему?
– Я пытался изложить детали, а ты…
– Ну извини, продолжай, – смиренно попросила
я.
…В конце прошлого года жители села Ось,
находившегося недалеко от деревни Пауково, заметили над лесом черные клубы
дыма. Горело так сильно, что люди забеспокоились и вызвали пожарных. После
некоторых колебаний расчет выехал в Пауково, где, предположительно, случилась
беда. Прибыв на место, спасатели не встретили никого из монгутов, а деревня уже
догорала, от изб остались лишь остовы печей. Тушить оказалось нечего. Командир
отряда приказал внимательно осмотреть местность, его, человека опытного,
насторожило отсутствие человеческих останков: складывалось ощущение, что все
население, от стариков до младенцев, разом поднялось и ушло прочь, не забыв
сжечь родное селение. Но когда солдаты добрались до руин большого здания на
окраине села, их ждало ужасное открытие. Все люди, вернее то, что от них
осталось, были на пепелище. Даже видавшему виды начальнику пожарных стало
плохо. Не успел майор прийти в себя, как один из его подчиненных закричал:
– Тут живой ребенок!
Спасатели кинулись на зов и обнаружили в
кустах нетронутую пламенем девочку лет двенадцати. Она была напугана до потери
речи. Несчастную отправили в больницу, и лишь через пару дней девочка смогла
связно рассказать о трагедии.
