– Спасибо, – сказала я, – не люблю сладкое.
– Свежие, – улыбнулась Анжела, – не лежалые,
только вчера привезли. Еще макароны есть, «Макфа», берите, пока не расхватали,
наши их мигом разбирают, потому что очень хорошие!
– Спасибо, я их тоже люблю, – призналась я. –
Можно купить пару пачек.
– В Москву поедете? – спросила Анжела, отдавая
мне спагетти.
– Да, – кивнула я.
– Не подвезете меня до Ворбьевки? Вам по
дороге, а у нас автобус сломался, не ходит, – зачастила Анжела. – Древний
совсем, я на нем еще в детстве в школу ездила!
Я кивнула:
– Пожалуйста, мне не трудно.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Анжела. Потом
посмотрела на хозяйку магазина: – Теть Нин, можно раньше на полчасика уйти?
Такой случай удобный, на машине покачу, неохота через лес пехом топать.
– Ступай, – махнула рукой начальница, – Алла
без тебя справится.
Выехав на шоссе, я спросила:
– Куда теперь?
– А прямо, – весело сказала Анжела, – укажу,
где повернуть. Ольку правда убили?
– Откуда вы знаете? – насторожилась я.
Анжела хихикнула.
– У тети Нины голос зычный, у вас тоже не
тихий, а между кабинетом и подсобкой стена картонная. Я за товаром пошла, ну и
услышала разговор. Случайно, не подумайте, что специально уши грела!
– Понятно, – кивнула я, – иногда и не хочешь
знать чужие тайны, а они сами привязываются.
– Верно, – согласилась Анжела. – А кто ее
жизни лишил?
– Пока неизвестно, – коротко ответила я.
– Нехороший человек, наверное, красный, –
вдруг сказала попутчица.
– Хороший человек не способен на преступление,
– машинально ответила я. И тут же удивилась: – Почему вы употребили словно
«красный»?
Анжела зябко повела плечами, пожаловалась:
– Гнилая зима нынче, слякость сплошная. Это
Оля так говорила. Мы с ней в детстве дружили, вместе играли и в школу
одновременно пошли, первые классы учились в Воробьевке. Мы с мамой тогда
только-только приехали в Клязино, они с отцом разошлись. Мама купила избу около
тети Нины.
Я молча вела машину, а Анжела продолжала
самозабвенно болтать.
…С Олей они подружились за неделю до первого сентября,
а потом стали вместе бегать на занятия. К сожалению, автобус, на котором
клязинцы могли без проблем добираться в школу, часто ломался, и ребятам
приходилось топать несколько километров через лес. В апреле, мае и сентябре
дети воспринимали дорогу как прогулку, но в остальное время, когда вокруг
стояла темнота, им было страшно, поэтому школьники сбивались в стайки. Из
деревни Николино шли вшестером, из Павлова вчетвером, а в Клязино было всего
две первоклассницы, и если одна заболевала, второй приходилось плохо.
В начале учебного года у Анжелы с Олей не было
проблем. Оля, правда, брела на уроки с неохотой – чуть ли не в первый день
занятий ей дали несколько обидных прозвищ и принялись дразнить. Но все же в
сентябре девочки спокойно ходили в школу, но потом по утрам становилось все
темнее и темнее.
Однажды в ноябре почти в кромешной темноте
школьницы прибежали на остановку и узнали, что автобус опять сломался. Анжела
поглубже натянула капюшон куртки и сказала:
– Побежали, а то опоздаем.
– Нет, – неожиданно ответила Оля, – не хочу, я
заболела.
– Не ври, – рассердилась подруга.
– Правда, – прошептала Оля и попыталась
выдавить из себя кашель: – Кха, кха… Температура поднимается, горло дерет…
– Если убежишь домой, тебе тетка накажет, –
предостерегла Анжела.
– Не-а, – уверенно ответила Оля.
– А мне что, одной через лес тащиться? – чуть
не заплакала Анжела. – Это не по-товарищески.
– Я боюсь темноты, – призналась Оля.
– Я тоже, но нельзя же школу прогуливать, –
возразила подруга. – Пошли.
Взявшись за руки, девочки помчались сквозь
строй мрачных деревьев. На середине пути Оля вдруг остановилась, вытянула
вперед руку и закричала таким тонким пронзительным голосом, что у Анжелы
заложило уши.
– Красный человек! Он пришел! Хочет отрубить
мне голову и запереть в горе!
Анжела испугалась, вгляделась во тьму и
заорала в ответ:
– Это елка, она больная, иголки бурые,
засохшие…
Но Оля закрыла глаза и повалилась в грязь. Что
испытала семилетняя Анжела, оказавшись в холодном темном лесу рядом с подругой,
которая лишилась сознания, не передать словами. Бедная девочка разрыдалась,
потом зачерпнула из лужи воду и стала лить ее на лицо Оли. В конце концов та
очнулась и кое-как сумела встать.
В школу девочки заявились к третьему уроку
такие грязные и несчастные, что даже их чрезвычайно строгая, если не сказать
злая, учительница Раиса Ивановна не стала ругать малышек. Только приказала:
– Идите в туалет и приведите себя в порядок.
Анжела и Оля пошли умываться.
– Не рассказывай никому, как я испугалась, –
попросила Оля, – а то задразнят.
– Ладно, – буркнула Анжела, пытаясь счистить
глину с ботинок.
К вечеру у Оли поднялась температура, и тетка
оставила девочку дома. На следующий день Анжела после занятий пришла навестить
подружку, принесла домашнее задание и сказала:
– Валяешься? Повезло тебе, а нам контрошку
дали, я на тройку написала.
– Ты никому про мой обморок не наболтала? –
перебила одноклассницу Оля.
– Нет, – ответила Анжела, – я умею слово
держать.
– Спасибо, – кивнула Оля. – Это очень большая
тайна, я ее никому рассказывать не должна. Красный человек может меня и здесь
найти.
– Ты того, да? – Анжела повертела пальцем у
виска. – Про какого такого красного человека бормочешь? Про пожарного?
– Нет, – чуть слышно прошептала Оля. – Он
военный, у него форма такая – алая, с золотым шитьем, а ноги кривые. Он
взмахнет рукой, и голова… вжик… покатилась! Кровь вверх как брызнет! Или в гору
меня спрячет, оттуда никогда не выйти…
– На, поставь градусник, – деловито приказала
Анжела, – небось за сорок взлетело.
