Спустя некоторое время после возвращения
Калистидасов на родину разразился скандал – Константина обвинили в получении
огромного количества взяток. Якобы Костя брал деньги и у греческой, и у
российской стороны, заключал контракты только с теми, с кого имел немалый
откат. Калистидаса арестовали, Оливия умерла, не пережив позора, Софья осталась
в России. В Москве дочь Калистидаса не трогали, а в Греции ей грозил арест.
Следователи были уверены, что девушка знает, где находятся счета отца. Костя же
уверял, что его оболгали.
– Да, – говорил он на следствии, – я имею
хороший дом, но он достался мне от отца. Можете проверить все мои расходы,
сравнить их с доходами. Тогда и поймете: я чист.
Но Калистидасу не поверили. Вроде бы против
него имелись какие-то неопровержимые улики, их предоставил ближайший друг
Кости, Арис Андропулос. Что он рассказал правоохранительным органам, держалось
в тайне. Поговаривали, что Арис предъявил шокирующие документы – расписки и
фотографии, из которых явствовало: Калистидас мошенник, он обманул греческое
правительство на огромную сумму.
Но точно никто ничего не знал. Константина
осудили, процесс был закрытым. Арис уехал в Америку, где довольно скоро
разбогател, но в обмен на материальное благополучие провидение лишило
Андропулоса жены (его супруга погибла во время океанской прогулки – свалилась с
яхты и утонула). Детей у Ариса не было.
После случившегося среди знакомых в Греции
поползли слухи: Арис хотел попасть в Вашингтон, но на то же место претендовал и
Костя. Греческие власти склонялись к тому, чтобы отправить за океан Калистидаса
– он был более опытен, много лет проработал в России. Арис проигрывал приятелю,
ездил только в Данию, правда, трудился там не один год. Но при всем уважении к
этой замечательной европейской стране, ее никак нельзя сравнить с Россией.
Калистидаса отозвали домой, чтобы подготовить к отправке в Вашингтон, карьера
его стремительно развивалась. И тут очень вовремя разыгрался скандал…
Через полгода о Косте забыли, ведь новость
живет на страницах газет недолго. Таблоиды перестали рыться в грязном белье
Калистидаса, но иногда газетчики по непонятной причине вспоминали о чиновнике и
сообщали: Константин жив, сидит в тюрьме.
У Калистидаса из близких осталась одна Роза.
Вот уж кому досталось по полной программе! Сначала бедную женщину
безостановочно допрашивали, но в конце концов следователь понял: экономка
ничего интересного рассказать не может. Едва правоохранительные органы от нее
отвязались, прицепились журналисты. Роза на своей шкуре испытала «прелести»
славы – она не могла спокойно выйти в магазин, поскольку под каждым кустом
торчали папарацци с объективами. Соседи перешептывались. Одни при виде бывшей
экономки демонстративно переходили на другую сторону улицы, другие кидались
обнимать женщину и с жадным любопытством спрашивали:
– Ну как там наш Костя? Есть надежда на
освобождение?
Роза мучилась так полгода. Потом к ней пришла
хозяйка риэлторского агентства и предложила сделку:
– Я заберу дом Калистидаса в длительную
аренду, – сказала бизнес-вумен, – и сразу заплачу вам солидную сумму.
Роза согласилась. Она, конечно, понимала, что
ушлая баба решила нагреть руки – сейчас отстегнет драхмы, а потом будет сдавать
виллу и получать неплохую прибыль. Но экономке не на что было жить. Греция
небольшая страна, слухи распространяются мгновенно, Розу никто не хотел брать
на работу. Но главное в другом – нужно было передавать Косте в тюрьму посылки,
поддерживать хозяина материально и морально.
Роза сняла самую дешевую квартиру и стала
вести уединенный образ жизни.
– Мне удалось сохранить инкогнито, – говорила
она сейчас, – соседи считают меня обычной пенсионеркой. Костю народ практически
забыл. Боюсь только, что его смерть вновь привлечет внимание журналистов.
– Калистидас болен? – спросила я.
– Он умирает, – пояснила Роза. – Надеюсь, я
тоже скоро уйду на тот свет.
– Роза, имелась ли у Софьи какая-нибудь
примета? – задала я свой главный вопрос. – Такая, чтобы можно было ее опознать?
Экономка кивнула.
– Да. У Софи на правой ноге был шестой палец.
Оливия хотела его ампутировать, однако врачи не разрешили. Я не помню, в чем
там было дело, но вроде доктора говорили, что в случае операции ребенок станет
хромым. Софья лишнего пальчика не стеснялась, но и не демонстрировала его,
летом всегда надевала носочки. Помнится, один раз Оливия неожиданно спросила у
мужа: «Если у Софьи будут дети, они тоже окажутся шестипалыми?», и Константин
пояснил, что этот отличительный признак передается генетически. Причем добавил,
мол, это и замечательно! Потому что Сонечка, когда станет матерью, будет
уверена, что младенца не подменили в роддоме. «Подобное случается часто, а
шестой палец лучше любого анализа подтверждает родство. Довольно редкая
аномалия, она передается только среди кровных родственников», – вот так Костя
сказал.
Я вскочила с дивана:
– Спасибо!
– Не за что, – слабо улыбнулась Роза. – Очень
прошу вас, не рассказывайте никому про меня. Ни одна душа не знает, где я живу,
квартира снята по чужому паспорту. Очень боюсь, что после смерти Константина
папарацци кинутся меня искать, я не переживу их внимания. Хотя это и хорошо, что
не переживу… Вы посмотрите на ногу той несчастной женщины?
– Хотите, я ей прямо сейчас позвоню и спрошу
про палец? – предложила я.
Роза кивнула. Я вытащила телефон и набрала
номер Эммы.
Мелодичный женский голос произнес какую-то
фразу по-гречески, я сунула трубку бывшей экономке с просьбой перевести ее.
– Абонент находится вне зоны действия сети, –
перевела она.
– Наверное, Эмма пошла на пляж. У вас есть
мобильный?
– Нет, – ответила Роза. – Кому мне звонить?
– Давайте ваш городской номер.
– Он тоже отсутствует.
– В Греции есть не телефонизированные здания?
– поразилась я.
Роза кивнула:
– В провинции их немало. Не знаю, как в
Афинах, но предполагаю, что и там полно трущоб. Я уже объяснила – живу в самом
дешевом месте, постройка состоит из клетушек, которые хозяин сдает нищим
эмигрантам и бедноте. Телефонная линия – дорогое удовольствие, лучше приобрести
сотовый с самым дешевым тарифом. Здесь многие так и поступают. Но мне-то говорить
не с кем.
– А «Скорую помощь» вызвать, полицию… Не дай
бог что случится! – растерянно сказала я.
Роза оперлась о буфет.
