– Ну говори, – махнула я рукой.
Эмма тщательно завязала косынку.
– Например. Я лежу на обочине, вижу, как Антон
бросает в полыхающую машину труп Эммы. Искры летят фонтаном, невероятно яркие
огненные искры. Я не могу пошевелиться, боли не чувствую, словно мне дали
наркоз. Звуков не слышу, но зрение четкое, предметы будто увеличены и слегка
выпуклы. Ты никогда не надевала чужие очки от дальнозоркости? Если надевала, то
поймешь, как изменилось мое зрение.
Эмма ненадолго умолкла. Потом набрала полную
грудь воздуха, широко раскрыла глаза и, неожиданно начав раскачиваться из
стороны в сторону, монотонно завела:
– Лежу. Смотрю. Холодно спине. Жарко животу.
Пахнет горелой резиной. Антон берет тряпку. Она пылает. Огонь очень яркий!
Подходит ближе. «Дорогая, нам же так надо». О-о-о-о!
Эмма схватилась за щеки руками и уткнулась
лицом в колени. По моей спине пошел озноб, я стала трястись. Поспелова внезапно
выпрямилась и твердо закончила:
– Антон бросил мне на лицо горящую тряпку.
Очевидно, во время аварии тело мое обгорело, а лицо осталось нетронутым. Все
точно, я София. Антон не мог выдать оставшуюся в живых за свою жену и поэтому
изуродовал меня. Анна Львовна была права. Деньги! Он любит только их!
Глава 8
– Ужасная история! – воскликнула я. – Но,
вероятно, ты ошибаешься.
Эмма сняла очки.
– Посмотри внимательно! Восстановить мой
прежний облик невозможно. И мне еще повезло.
– Ты так считаешь? – пролепетала я.
– Повезло в том, что у нас с Эммой был один
цвет радужки, – внезапно с отчаянием засмеялась она. – Поэтому я живу зрячей. А
вот если бы у подруги были карие глаза…
– Пожалуйста, замолчи! – взмолилась я.
Эмма встала с ковра и села на диван.
– Я Софья! – торжественно объявила она. – Эй,
почему ты молчишь? Надеюсь, не считаешь меня сумасшедшей?
– Иногда человеку снится сон, такой четкий,
цветной, натуральный…
– Это не глюк! – возмутилась Эмма. – Теперь я
помню все!
– Про аварию?
– Да, – кивнула она. – И не только. Одним
словом, я Софья Калистидас и хочу вернуть свое имя.
– Надо спокойно обдумать ситуацию, –
промямлила я. – Допустим, все так, как ты утверждаешь. Но для начала вспомни,
что твой отец до сих пор сидит в тюрьме. Едва ты заявишь о вашем родстве, как
тоже станешь объектом преследования греческих властей. И подумай о папе. Ты же
наверняка захочешь увидеться с ним. Да он же сразу заработает сердечный
приступ! И Антон так просто не выпустит из рук деньги Эммы. Кто сейчас в вашей
семье распоряжается финансовыми потоками?
– Муж. У него есть доверенность на все
банковские операции, – ответила Эмма. – Но он отлично зарабатывает. Я ему
больше не нужна, даже мешаю.
– Если станешь уверять окружающих, что ты
Софья, будет только хуже, – пообещала я, – можешь вместо шикарного дома во
Флоридосе очутиться в греческой тюрьме. Сильно сомневаюсь, что там лучше, чем в
шезлонге на берегу моря.
– Пусть! – топнула ногой Эмма. – Хочу правды!
– Поспелов примчится из Москвы и объявит тебя
сумасшедшей, – предостерегла я. – Запрет тебя в клинике, посадит на лекарства.
– А я буду всем твердить: Антон убийца! –
закричала Эмма. – Он… он…
– Можешь сколько угодно говорить психиатрам
правду, – пожала я плечами, – они давно привыкли общаться с Наполеонами,
Гитлерами, английскими королевами и говорящими банными вениками.
– И что же мне делать? – растерялась Эмма.
– Во-первых, не орать. Сама говорила, что в
особняке есть соглядатай, приставленный Поспеловым.
– Прислуга живет в садовом домике, – пояснила
Эмма. – Поздним вечером можно разговаривать свободно.
– Ладно, – успокоилась я. – У нас есть два
пути. Первый: попытаемся найти человека, который сумеет опознать в тебе либо
Софью, либо Эмму. Второй: заставляем Антона признаться в содеянном. Вот если он
покается и расскажет правду, тогда все станет на место.
– Действительно, – дернула плечом хозяйка
виллы.
– И еще одно. До окончательного выяснения
обстоятельств ты – Эмма. Я называю тебя так и считаю законной женой Поспелова.
– Ты поможешь мне? – зашептала она. – Ну скажи
«да»! Я ведь совсем одна – ни подруг, ни родственников. В Москве меня
давным-давно забыли, я туда не езжу, а в Греции друзей не завела. Да и с кем
тут дружить? Здесь лишь Ниночки, эти идиотки в золоте. Мало-мальский интерес я
почувствовала к Жаклин, но той друзья не нужны. Умоляю, Вилка!
– Хорошо, – не подумав, ляпнула я. – Но будем
действовать осторожно. Кстати, мне очень не нравится Жаклин.
– Ты ее не видела! – возмутилась Эмма.
– Верно, – согласилась я, – есть у меня такой
грешок – я могу составить мнение о человеке, не зная его лично. Извини, я очень
устала, день был ужасно длинный.
– Намек понят, – улыбнулась Эмма, – иди домой.
До завтра. Сомневаюсь, правда, что я усну, буду думать…
– Неплохое занятие, – улыбнулась я, – фитнес
для мозга. После завтрака приду к тебе.
– Лучше встретиться на пляже – в особняке
будет горничная.
– Точно! Проведем совещание на море, –
засмеялась я. – Все будет хорошо. Знаешь, один раз я попала в жуткую ситуацию…
И ничего, оклемалась. Жизнь замечательная штука. То, что вечером кажется
непреодолимой преградой, утром раскалывается, словно зрелый орех.
– Оптимизм разбушевался, – засмеялась Эмма. –
На, держи ключи от машины.
– Зачем? – удивилась я.
– Наверняка понадобится куда-нибудь ездить, –
вздохнула Эмма. – А мне без водителя нельзя, поэтому по делам придется мотаться
тебе.
– Домработница донесет Антону, что ты отдала
автомобиль неизвестно кому, тот испугается и примчится.
– Прислуга в курсе, что я твоя фанатка и
готова ради тебя на все, – потерла руки Поспелова, – У меня тут две тачки,
«мерс» и джип Антона. «Мерседес» твой, катайся куда хочешь. Даже лучше будет,
если и правда начнешь путешествовать: смотайся в Сантири, в Афины. Ты же на
отдыхе! Пусть соглядатаи видят – Арина Виолова развлекается. Где лучше всего
спрятать соломинку?
– В стоге сена, – кивнула я.
