– Арий ипохондрик, зануда и балбес, –
констатировала Поспелова. – Зарабатывает копейки, живет за счет жены. Хотя…
Ладно, главное – я все вспомнила. Все! Жаклин меня не обманула. Гениальная
женщина!
– Медальон и правда помог? Не зря ты попросила
меня съездить в Пелоппонесус? – подскочила я. – Здорово!
– Ну это с какого бока посмотреть, –
усмехнулась Эмма. – Понимаешь… В общем, я – Софья.
Я опять села.
– В смысле? Какая Софья?
– София Калистидас, – мрачно уточнила Эмма, –
дочь Кости и Оливии. В аварии сгорела не она. То есть не я, а Эмма.
– Прости, но это невозможно, – я сделала
попытку образумить Поспелову, – Антон же опознал тебя как свою жену.
Лицо Эммы исказила гримаса.
– Да уж! Интересно, как? Машина полыхала
костром. Одно тело превратилось в головешку, второе, то есть мое, было
изуродовано почти полностью. От лица ничего не осталось, от волос тоже,
сплошная кровавая рана. То проклятое платье… Из-за него все и произошло. Говорю
же, я все вспомнила!
– Может, ты попытаешься более внятно изложить
события? – взмолилась я.
Эмма обхватила плечи руками.
– Анна Львовна, моя мама… или не моя… Вот
черт! Ну как тут внятно рассказывать?
– Давай договоримся, ты – Эмма и сейчас
повествуешь от ее имени, – предложила я.
– Ну хорошо, – кивнула Поспелова. – Анна
Львовна, моя мама, внезапно умерла от инфаркта. Она была уже немолода, но на
здоровье не жаловалась. Понимаешь, если человек ощущает дискомфорт, он
обращается к врачам, принимает лекарства и тем самым снижает риск смерти. Но
иногда болячки ведут себя почти бессимптомно, что очень опасно. Вот так и с
мамой случилось… Ой, не хочу об этом!
– Но надо же разобраться, – справедливо
заметила я.
Эмма поежилась.
– Мать так и не смирилась с присутствием в
семье Антона. Он вел себя безупречно, но Анна Львовна до самой кончины
подозревала его в расчетливости и написала подробнейшее завещание. И она
специально подчеркнула: имущество должно достаться только дочери. Если я захочу
передать его Антону, то… низзя!!!
– Глупо, – пожала я плечами, – можно было тебе
самой продать квартиру и отдать мужу деньги.
– Антон сказал, когда «восстанавливал» для
меня мое прошлое, что я так и решила сделать, – улыбнулась Эмма. – Но собралась
расстаться только с дачей, ведь она была оформлена на меня. Столичные квартиры
расположены в центре: четырехкомнатные хоромы в Китай-городе, чуть поменьше,
стометровые, на Полянке, и однушка в Брюсовом переулке. Стоимость их
представляешь?
– Мда, – выдавила я.
– Фазенда же была довольно затрапезная, на
Дмитровке, – продолжала Эмма, – но тоже хороший кусок выручить можно. Дом
удалось продать влет, доллары попали к Антону, он на них первую выездную
лабораторию основал и успел стать лидером в бизнесе. Антон быстро пошел в гору,
– прижимая руки к груди, частила Эмма, – поднялся за месяцы. Ну да в девяностых
так со многими случалось, главным было, как говорится, успеть занять нишу. Но
это произошло уже после автокатастрофы, он начал строить дело после аварии.
Я-то очнулась ничего не помня! Антон оживлял мою память, носил фотоальбомы,
рассказывал о нашей прошлой жизни, отношениях с мамой. Получается, он вложил в
мою голову то, что хотел. Но я не Эмма! Я Софья! Понимаешь?
– Пока нет.
Эмма схватила с дивана плед, завернулась в
него и уселась на полу, поджав под себя ноги.
– Нас было трое в машине, – заговорила она
вновь. – У меня в памяти ясно высветилось: я смотрю вперед и – бах! А потом
тишина. Открываю глаза: белый потолок… Поспелов не пострадал, но он вытащил из
горящего автомобиля не жену, а меня.
– Зачем ему спасать чужую женщину, подругу
жены? Наверное, мои слова прозвучат жестоко, но в подобных случаях обычно
хватают родных, о посторонних не думают. Антон ведь любил жену?
– Он говорил, что они с Эммой обожали друг
друга, – звенящим, как натянутая струна, голосом произнесла Поспелова. – Но
ведь это он говорил! Вдруг все было не так?
– Антон не мог знать, что супруга потеряет
память!
– А вот и нет! – прошептала Эмма, – мне потом
медсестра сказала: «Вы не отчаивайтесь, из комы почти всегда с амнезией
выходят, но близкие вам помогут все вспомнить. Принесут фото, покажут домашнее
видео…» Поспелов понимал, что я очнусь, ну… не совсем адекватной, и…
– Все равно непонятно. Зачем ему чужая баба?
Эмма сжалась в комок.
– Я вспомнила! Как взяла в руки медальон,
сразу и осознала: я – Софи! И еще…
Эмма поднялась и развела руки в стороны.
Причем плед она из них не выпустила, отчего стала похожа на гигантскую летучую
мышь.
– Дорога… дорога… дорога… – с трудом
заговорила она, – мне больно… кто-то тащит меня на обочину… кладет на землю…
холодно снизу и жарко ногам… Лицо наклоняется… Антон! Он зовет: «Соня! Соня,
слышишь?» Потом… платье… да… платье…
Я вжалась в угол дивана.
– О каком платье ты все время твердишь?
Эмма опустила руки.
– Очень необычный наряд. Анна Львовна
незадолго до кончины купила Эмме платье – ярко-красный атлас, на нем сплошняком
пайетки, такие пластиковые круглые штучки с дырочкой…
– Знаю, что такое пайетки, продолжай!
– Антон вынес из машины нас обеих, – зашептала
она. – Мне досталось очень сильно, а тело Эммы было почти не тронуто огнем. Но
она умерла. Я вспомнила! Она лежала на обочине, странно вывернув шею, затылком
вперед. И у меня мелькнула мысль: «Эммочка скончалась: у нее сломан
позвоночник». Поспелов стянул с жены платье, затем сорвал с меня остатки
сарафана…
Эмма обхватила себя руками и стала
раскачиваться.
– Мне было не больно – шок. Он держал меня за
плечи и говорил: «Ну же, солнышко, помоги, тебе надо переодеться…» Затем поднял
Эмму… понес к машине… бросил ее в огонь… да-да… и…
Я вскочила на ноги:
– Хватит! У тебя истерический припадок! А твоя
Жаклин мошенница!
– Зачем ей обманывать меня? – простонала Эмма.
– За деньги!
– Она не взяла с меня ни копейки.