– Споры разрешаю, дела разруливаю, советы даю.
Нынешние парни горячие, быстрые, чуть что – волыну
[13]
выхватывают, привыкли
жмуриков плодить. Вот я и пытаюсь их уму-разуму научить, говорю: «Что делать
станете, если каждый по сливе
[14]
получит? О матерях своих подумали?»
– Лариса с вами общалась? – вернула я Тима к
нужной теме.
– Конечно! Готовила, убирала, девчонок
приводила, – ответил Тим-плотник, – Галина мне не нравилась. Вся в своего отца
пошла, слишком правильная и вредная. А Нинка – солнечный зайчик, я ее
колокольчиком звал. Придет и звенит: «Деда, деда, деда».
– Девочки знали, кто вы? – наседала я на
Ковригина.
Тимофей Пантелеймонович крякнул:
– Я думал, что нет. Когда Лара умерла, Нина
ходить ко мне перестала, а Галя-то еще раньше отвалилась. Вышла замуж и забыла
деда. Я сначала обиделся, а потом решил: значит, не очень-то они мне нужны,
пусть живут, как хотят. Если понадоблюсь, найдут, а нет – значит, у них все
хорошо.
– Позиция буддиста, – кивнула я.
Ковригин залил в себя новую порцию алкоголя:
– Не надо бороться с тем, что нельзя победить,
и не стоит плакать по сгоревшему дому, он уже в головешках. Слезами горю не
поможешь. Что должно случиться, то произойдет. Вот у меня сейчас на Кушнира
внучка приятеля живет, он сам из Перми, попросил Марине площадь найти, съемную.
А я с Ириной сошелся, на почве старинных книг подружились, переехал к ней,
живем помаленьку. Не жалко девочку в пустую «однушку» вселить, отдал ей ключи,
велел порядок соблюдать, обо мне не трепать, где живу не болтать, кто искать
станет, позвонить. К чему это я? Ах да, судьба. Отец Марины опоздал на самолет,
а он в океан рухнул. Повезло?
– Очень, – согласилась я.
– Дальше слушай, – продолжил Тим, – через
месяц он в поезд сел, а состав с рельсов сошел, все живы остались, кроме него.
Фатум его настиг.
– Зачем вас Нина нашла? – в лоб спросила я, с
тревогой посматривая на пустеющую бутылку.
– Небось про Медведева знаешь, – кивнул Тим. –
Хоть я и сам сидел сколько раз, не помню, но таким отморозком не был. Сына он
вылечить хотел! Поэтому в киллеры нанялся! А у Нины в голове лишь одна идея
крутилась: освободить мужика. Оба безумные! О детях подумали?
– Филипп был исключительно заботливым отцом, –
напомнила я. – Вся история произошла из-за мальчика-дауна.
– Почему внучка ко мне раньше не прибежала, –
заорал Тим, – когда они все это затеяли? А если бы и ее посадили? Мальчишек
куда деть? В приют? Я мог денег дать! Накоплено! Но нет, сами кашу заварили!
Черт бы ее побрал! Знал ведь, что это плохо закончится! И где теперь Нина? На
железном столе. А что с парнишками?
– Мальчики в круглосуточном садике, даун Илюша
в клинике, – ответила я. – Очевидно, Игоря и Леню отправят в детский дом. А
Илюшу продержат в больнице, пока не закончится оплата. Кстати, есть еще
Прасковья Никитична, мать Филиппа, она безумная.
– Насрать на бабку, – заявил «гном», – пожила
и хватит, пусть о ней сынок заботится. Мальчишек себе заберу!
Я открыла рот и хотела сказать, что малышей
никогда не отдадут пожилому, одинокому, да еще многократно судимому мужчине, но
передумала. Пусть неприятную правду деду сообщат органы опеки. Мне надо найти
убийцу Нины, второго снайпера, участника карточной игры.
– Взбрела ей в голову идея, – вдруг жалобно
начал Тим, – все мне рассказала, да только не тогда, когда придумала, а после
того, как осуществила. Пришла Нинке на ум чушь, съехала она из своей квартиры,
сняла комнатушку у… прокурора, которая Медведева обвиняла. Я ее чуть не
стукнул, когда узнал. «Зачем к Рублевой полезла?»
А она в ответ: «Деда, хочу ей жизнь
искалечить! Валька не знает, кто я, на суд бывшую жену не вызывали. Я прикинусь
доброй и… отравлю ее, яду в суп насыплю». Во, блин, дура!
Ковригин снова вцепился в бутылку и начал с
ожесточением говорить. Я слушала Тима-плотника, боясь лишний раз пошевелиться,
чтобы не прервать. Водка развязала язык сурового деда, а еще, похоже, он очень
любил Нину и сейчас вне себя от горя. Но если Тимофей Пантелеймонович продолжит
глотать спиртное, скоро он будет не способен ни передвигаться, ни издавать
членораздельные звуки.
Я осторожно поправила в кармане включенный
диктофон и оперлась руками о стол.
…Узнав задумку Нины про отраву, дед испугался
и попытался образумить внучку:
– Не дури! Тебя сразу поймают.
– Плевать, – вздернула подбородок Нина.
– Посадят не на один год, – не успокаивался
вор в законе.
– И что? – подбоченилась Нина.
– Детей в интернат определят.
– Зато я отомщу! – топнула ногой Нина. – Лучше
помоги мне.
– Чем же? – спросил Тим.
– Достань хороший яд, – потребовала внучка, –
чтобы Валентина наверняка померла, да еще пару недель помучилась.
– Не стану, – отказал вор.
Нина вспыхнула, ее щеки покрылись красными
пятнами.
– Вот как ты меня любишь!
Тимофей не успел отреагировать, внучка
кинулась к двери.
– Мужа ты этим не вернешь! – только и успел
крикнуть ей в спину дед.
Некоторое время от Нины не было ни слуху ни
духу. Но потом она снова приехала в «офис» дедушки.
– Офис – это подвал под баром «У бабушки
Гусыни»? – уточнила я.
Ковригин поднял мутный взгляд:
– Да. Не могу же я вести дела в квартире,
здесь Ирина, она о моем прошлом ничего не знает. Думает, я реставрацией книг
зарабатываю, по людям хожу, грибок в библиотеках вывожу. С Ниной мы в
подвальчике встречались, там надежно, я специально такое место подобрал, где
лишних ушей нет. Эй, неси сюда еще шнапсу!
– Может, хватит? – робко спросила я.
Тимофей Пантелеймонович ткнул в меня пальцем:
– Еще не родилась Маша, которая указывать
Плотнику смеет! Усекла?
– Усекла, – покорно повторила я.
