– С бумажки, которую ты принесла для анализа,
сняли отпечатки пальцев. Один оказался вполне пригодным для идентификации. В
век компьютеров кое-какие действия ускоряются. Тимофей Пантелеймонович –
профессиональный преступник, до восемьдесят пятого года прошлого века регулярно
оказывался под присмотром государства, ясное дело, его дактилоскопическая карта
есть в архиве.
– Как только вы ухитрились снять пальчики с
носового платка? – усомнилась я. – Его структура пористая, сам платок
ворсистый, очень мягкий.
Макс встал и подошел к столу:
– За последние годы криминалистика шагнула так
далеко вперед, что становится страшно от ее возможностей. Восстановление
полностью сожженного листа бумаги, реконструкция лица человека по черепу,
определение личности по одному волосу – все это теперь рутина. В распоряжении
экспертов есть прибор, способный на большой глубине обнаружить человеческие
останки, или гель, помогающий снять отпечатки пальцев с тела в сильной стадии
разложения. Но в случае с платком особых ухищрений не понадобилось. И это вовсе
не платок, а салфетка, которой пользуются реставраторы книг.
Я заморгала, а Максим, очень довольный
произведенным эффектом, продолжил:
– Старинные издания болеют, они старятся,
могут заполучить грибок, покрыться плесенью. Есть много способов, при помощи
которых книги берегут от напасти. В хранилищах стараются поддерживать
определенную температуру и влажность, очень ценные экземпляры не выдают
читателям, люди получают их электронную версию, не мусолят оригинал. А ученые,
которым необходимо обратиться к древнему источнику, надевают особые перчатки.
Иногда для излечения зараженной странице делают компресс: берут салфетку,
пропитывают ее специальным раствором и вкладывают между листами. Салфетка имеет
мягкую середину и более плотную глянцевую окантовку. Сделано это для того,
чтобы плотные края не давали «горчичнику» сбиться, удерживали его в
распрямленном состоянии, да и удалить «компресс» легче, если он не пропитал всю
поверхность страницы.
– Отпечаток был оставлен на кайме! –
догадалась я.
Максим прижал руки к груди:
– Сражен! Восхищен! Сбит с ног! Красавица,
умница, блондинка! Зачем одной женщине столько талантов?
Но я пропустила мимо ушей ерничанье Макса:
– Кто этот Тимофей по профессии?
– Вор в законе, – ответил приятель.
– Я имею в виду работу, – уточнила я.
– Урка, – уточнил Вульф, – профессионал,
последний из могикан. Был коронован в семидесятых годах, соблюдал понятия, не
женился, не завел детей, богатства не копил, имел почет и уважение от коллег и
авторитет в разных кругах. В середине восьмидесятых он вроде заболел рассеянным
склерозом, перестал грабить квартиры и более в поле зрения МВД не попадал.
Имеет хобби – реставрирует антикварные книги.
Я пригорюнилась:
– Наверное, он умер.
Макс деликатно кашлянул:
– Извини за неуместное напоминание, но
кровь-то свежая. Ковригин, похоже, подцепил насморк, но это не смертельно.
Милый Тимоша бодр и активен.
– Ему удалось почти четверть века прожить с
диагнозом рассеянный склероз и не сесть в инвалидное кресло? – недоумевала я. –
Интересный случай.
Максим плюхнулся на диван и подсунул подушку
под голову.
– Не верю я в этот диагноз. Он его купил,
чтобы от дел отойти: вор в законе может бросить ремесло, только если он
умирает. Небось надоело деду по зонам скитаться, вот и придумал отмазку для
своих. И авторитет сохранил, и воровать не надо. Ковригин уникальный тип, имел
кличку Плотник, погоняло получил за умение так вскрыть захоронку, а потом
аккуратно ее закрыть и, не оставив ни следа взлома, испариться, что кое-кто из
потерпевших обнаруживал пропажу заветной заначки спустя много дней, а то и
месяцев после кражи.
– Скорей уж его следовало прозвать «Призрак»,
– не согласилась я. – А то Плотник! Плотник… Плотник!!!
Макс сел, потом встал:
– Ты в порядке?
– Ковригин Тимофей Пантелеймонович! – заорала
я. – Тим-плотник! Завтра же помчусь к деду и вытрясу из него информацию про
Нину Силаеву! Вероятно, старик ее знает, раз согласился ей помогать! Хитрый,
умный вор, но и такой может совершить ошибку! Бросил платок и попался! И у него
на столе, в подвале, лежала старинная книга!
– При чем здесь Силаева? – серьезно спросил
приятель.
Я сообразила, что он ничего не знает о моей
встрече с Галиной Исайкиной, открыла было рот, но тут увидела, как Макс начал
кружить вокруг стула, на котором висела моя одежда. Пришлось Вульфа остановить:
– Сядь! Невозможно беседовать с человеком,
который носится, как ошпаренный суслик.
– Это что? – ткнул Макс пальцем в кофту.
– Некий предмет из трикотажа, женщины
натягивают его в холодное время года, – обозлилась я. – Предвосхищая следующие
вопросы, сообщу: рядом с пуловером – джинсы, извините за интимную деталь,
колготки, ремень для поддержания падающих штанов и сумочка.
Максим схватил свитерок, потряс его, пошарил
по карманам, вывернул наизнанку, затем оторвал от планки пуговицы, бросил на
пол, раздавил, покачал головой и вцепился в брюки.
Я медленно попятилась к двери. Ну согласитесь,
находиться в одной комнате с буйно помешанным опасно. Сначала Максик изуродует
шмотки, а затем бросится на их владелицу.
– Что в сумке? – зашипел приятель, отшвырнув
мои джинсы.
– Нужные вещи, – пролепетала я.
Максим, недолго думая, перевернул ридикюль и
уставился на кучу выпавших из него предметов.
– До сих пор я ни разу не встретил девушку, у
которой в сумке был бы порядок, – оценил он увиденное. – Зачем таскать при себе
уйму барахла?
– Здесь исключительно необходимое, –
насупилась я. – Пудреница, губная помада, ежедневник…
– Шесть конфет, – дополнил Макс. – Они к чему?
– Я их ем! Когда проголодаюсь.
– А расческа?
– Вот уж не ожидала столь кретинского вопроса!
Отгадай с трех раз, для чего, – засмеялась я.
– Чтобы использовать ее вместо вилки, втыкая в
шоколадки, – пробормотал Макс. – Ладно, пусть пачка платков, три скрепки, скотч
и жвачка тебе крайне необходимы, но два кошелька! У тебя столько денег, что не
влезают в один?
