Матерные выражения из ее уст прозвучали скорее
жалобно, чем грубо, дама, похоже, нечасто пользовалась нецензурной лексикой.
– Ты женатый человек, – перешла на нормальную
речь женщина, – и я ведь приходила уже один раз, умоляла, просила!
– Это любовь, – твердил Роман, – я не смог с
собой справиться. Да вы не поймете, Валентина Михайловна!
– Уж куда мне… – срывающимся голосом перебила
Крысюкова гостья. – Точно, не пойму, потому что, как все Приваловы, имею
совесть. А ты…
– Нас двое, – напомнил Рома, – я не один.
– Запомни: еще раз… еще хоть раз… Не смей
больше влезать в семейную жизнь Федора! Ты рушишь его счастье! Это ты убил
Алевтину!
– Смерть моей супруги вас не касается, –
каменным голосом сказал Роман.
– Я сообщу Феде, – пригрозила Валентина
Михайловна, – я объясню ему, кто виноват!
– Прощайте, – устало отреагировал Роман. –
Хочу напомнить, что я недавно потерял жену и нахожусь не в лучшей форме. Мне не
до приема гостей.
– Не юродствуй! – взвилась Привалова. – Я всем
расскажу правду! Тебя накажут!
– Нет, – вдруг громко возразил Крысюков, – вы
никуда не обратитесь. Сами знаете почему!
Вновь раздался хлопок, потом звон, стук.
– Подобру не хотите уйти, силой вас выпру… –
пропыхтел Роман.
Мариша, сообразив, что Крысюков сейчас вытащит
в прихожую скандальную гостью, быстро выскочила за дверь, поднялась на один
пролет и перевесилась через перила.
Интуиция не подвела: не прошло и десяти
секунд, как Крысюков вытолкнул на лестничную клетку красную растрепанную
женщину и захлопнул дверь квартиры. Мариша, уже сообразившая, кто в столь
резкой форме общался с Романом, получила наглядное подтверждение своим догадкам
– увидела Валентину Михайловну Привалову, мать Федора, коллеги Романа и
Алевтины. Не так давно Федя лежал в больнице, ему удаляли грыжу. Алечка поехала
проведать Привалова и взяла с собой за компанию Маришу. Когда подруги вошли в палату,
они увидели приятную даму, сидевшую у постели больного.
– Это моя матушка, – представил незнакомку
ученый.
Вот откуда Мариша знала женщину. Но сейчас
Привалова была не улыбчива и не мила, как в первую встречу. Валентина
Михайловна стукнула в запертую дверь Крысюкова кулаком, потом съежилась,
кое-как привела в порядок прическу, вынула из сумки пудреницу, поводила по лицу
пуховкой, сделала пару глубоких вдохов и ушла.
Мариша некоторое время потопталась на
лестнице, потом спустилась и позвонила в запертую дверь квартиры Романа. Он
отреагировал не сразу, вопрос «Кто там?» прозвучал минут через пять.
– Я, – нервно ответила Воронкова, – открой
скорей.
Между косяком и створкой образовалась узкая
щель.
– Чего тебе? – весьма нелюбезно осведомился
вдовец.
– Давай письмо, – потребовала Марианна.
Роман прикинулся дураком:
– Какое письмо?
– Хватит, – оборвала его Мариша, – мне Павел
Ильич сказал, что ты нашел два послания, одно для него, второе адресовано мне.
– Он ошибся, – слишком быстро ответил Роман, –
перепутал. Для тебя ничего нет.
Марианна попыталась войти в квартиру, но
Крысюков, несмотря на свою субтильность и хрупкость, оказался сильнее и победил
в борьбе за дверь. Воронкова, вне себя от злости, стала жать на звонок.
– Уходи! – заорал Роман. – Иначе милицию
вызову!
Пришлось Марише подниматься в свою квартиру.
Заснуть в ту ночь ей не удалось. Она ворочалась с боку на бок, то откидывала,
то натягивала одеяло, комкала подушку. Под утро Марианна вдруг сообразила: она
знает, по какой причине Аля ушла из жизни, и понимает, почему Крысюков не
захотел отдать единственной подруге жены адресованное ей послание. Подслушанный
разговор Валентины Михайловны и Романа все объяснял. Мать Федора явилась к
Крысюкову с требованием прекратить рушить семейную жизнь своего сына. Значит, все
ужасное, что случилось с Альбиной, имеет простое объяснение. Вероятно, Алечка
поймала обожаемого муженька с женой Федора. Наметкина очень сильно любила
Романа, ее чувство не погасло даже после того, как она увидела Крысюкова с
другой. Аля не хотела разводиться с Романом, она не могла жить без него, но и
делать вид, будто ничего не случилось, сил не было.
Представив себе, как мучилась подруга, пытаясь
решить проблему, Мариша горько заплакала. А потом вдруг поняла: ей очень
хочется отомстить Роману.
Едва наступило утро, Воронкова бросилась к
Павлу Ильичу и подробно рассказала ему о визите Валентины Михайловны. Отец Али
неожиданно не стал демонстрировать бурные эмоции.
– Водитель не виноват, его отпустят, –
деловито сказал он, – Аля сама шагнула под самосвал. Мою дочь лишил жизни
совсем другой человек.
– Роман Крысюков! – перебила его Мариша.
– Верно, – нехорошо улыбаясь, согласился
Наметкин. – Но как привлечь его к ответственности?
– Не знаю, – разочарованно призналась
Воронкова. – Даже если жена Федора согласится рассказать в милиции о своей
интрижке с вашим зятем, его никто не посадит за решетку.
Павел Ильич кивнул.
– Поэтому я буду действовать с холодной
головой. Цель моей жизни – наказать Романа и развратную бабу.
– Супругу Привалова? – уточнила Воронкова. –
Но она не виновата.
– Она знала, что Крысюков состоит в браке, –
мрачно перебил ее Наметкин, – и полезла к нему в постель. Ответят все: зять,
его любовница и Федор.
– Привалов тоже пострадавший, – Марианна
попыталась образумить закусившего удила Наметкина.
– Нет! – белугой заревел Павел Ильич. – Не
сумел бабу за хвост удержать, разрешил ей задом перед крысой крутить. Сказано:
ответят все. Так и будет сделано.
Марианна тут же прикусила язык. Она никогда не
видела отца подруги в подобном состоянии и сочла за благо с ним не спорить.
Некоторое время Мариша не встречалась с Павлом
Ильичом. Она несколько раз звонила ему и на свой вопрос: «Как у вас дела?» –
слышала в ответ: «Нормально, работаю над решением проблем». Наметкин явно не
хотел сообщать Марише детали своего плана мести. Сообразив, что Павла Ильича
тяготит ее внимание, Марианна прекратила с ним общение. И она очень удивилась,
когда однажды около одиннадцати вечера на пороге ее квартиры появился депутат.
