Отложив первую порцию листочков в сторону, я
стала изучать бумаги Татьяны Приваловой. Ничего компрометирующего о ней соседи
во время следствия не сообщили, несли ерунду о помятых цветах в саду и громком
смехе по вечерам. Школьные учителя тоже высказывались о ней скорее
положительно. «Аккуратная, старательная, работает неровно, добрая, честная» –
это характеристика русички. «Не очень усидчива, часто не выполняет домашние
задания, на уроках ничего не делает, но сидит тихо, другим не мешает, всегда
помогает убрать кабинет» – таков вердикт математика. Одна классная
руководительница, Варвара Михайловна Осипова, вылила на голову бывшей ученицы
ведро помоев: «Грубиянка с задатками проститутки, неуправляема в гневе,
абсолютно не воспитанна, способна на любой поступок, чтобы получить желаемое,
корыстна. Стопроцентная убийца! Я запретила своей дочери Ларисе дружить с
Татьяной и Стефой Ловиткиной. Обе девочки явно с психическими отклонениями. Они
убили кошку, я почти застала их на месте преступления. Мать Ловиткиной отправила
дочь к родственнице в город, а Привалова осталась в деревне и вовсю
развернулась. Она двулична, умеет притворяться, может произвести хорошее
впечатление. Но меня обмануть не сумела. Я не удивлена, что Татьяна убила
брата, ее следует надолго изолировать от общества».
Глава 18
Первым моим порывом было кинуться к соседке,
Диане Ловиткиной, и забросать ее вопросами. Ноги сами собой побежали вниз по
лестнице, но, когда рука уже толкала дверь, включился мозг, и я остановилась.
Наши отношения с Ловиткиной можно назвать
дружескими, мы многократно пили вместе чай, болтая о всякой ерунде. Я всегда
считала соседей бездетными, в их особняке нет никакого намека на наличие
ребенка. В доме отсутствуют соответствующие фотографии, соседка ни разу не
сказала: «Когда моя девочка пошла в первый раз…» или: «Мы часто ездили с дочкой
отдыхать на море…»
Я была абсолютно уверена: Диана никогда не
рожала, роль любимого сыночка у них исполняет мопс Тихон. А теперь оказывается,
что у нее есть дочь Стефания, близкая подруга Татьяны.
Постояв пару минут в раздумье, я вышла из дома
и побежала к Тамаре Макеевой.
– Гадать явилась? – без всякого удивления
поинтересовалась грязнуля, увидев меня на пороге.
– Совета хочу попросить, – потупилась я. –
Живу тут недавно, успела подружиться только с Дианой. Вы ее знаете?
– Ловиткину? – засмеялась Макеева. – Всерьез
спрашиваешь или шутишь? Я в Мопсине всю жизнь, и Диана здесь с рождения.
– У нее есть дочь? – напрямую рубанула я.
Тамара хмыкнула:
– А тебе зачем?
– Глупо получилось… – я изобразила смущение. –
Пили вместе чай, разговор зашел об истории, перекинулся на книги, школьные
учебники, плохих учителей… Я и сказала: «Сплю и вижу, как Кирюша с Лизаветой
аттестат получают. Хорошо, что ты никогда не имела дела с российской системой
образования. Без детей плохо, но как подумаю про десять лет, отданные походам в
школу к Кирюшке и Лизе, то начинаю завидовать тем, кто не имеет родительского
опыта». Я не подумала о реакции Дианы, была бестактна. А она повела себя странно,
вскочила и прошептала: «Откуда ты знаешь, что у меня дочери нет?» – и выбежала
из комнаты.
– Ткнула ты иголкой в больное место, –
неодобрительно покачала головой Макеева. – У Ловиткиной росла дочь, Стефания.
Она уехала лет шестнадцать назад, где-то за год до осуждения Татьяны
Приваловой, точно не припомню. Диана ее документы из школы забрала, сказала: «Я
перевела Стефку в московское учебное заведение, она у моей сестры двоюродной
поживет. Надо в институт готовиться, иначе не поступит». Никто эту новость
обсуждать не стал. У нас в школе хорошие люди работали. Например, Ольга
Ивановна, химичка, или Варвара Михайловна Осипова, обе уж покойные. Очень
добрые учительницы, слова резкого от них никто не слышал. Двоек они не ставили,
тройки тоже редко, четверками и пятерками сыпали. Но знаний от такой
учительской политики у детей в головах не прибавлялось, да и в школу надо было
через лесок бежать к восьми утра. Кое-кто из мопсинцев старшеклассников в
столицу перевел, у кого там родственники жили.
– И что случилось со Стефанией? – я не
удержалась от нового вопроса.
Макеева уставилась на разложенную колоду.
– Говорила уже: я сплетнями не занимаюсь. А
правду не знаю. Диана никому подробностей не рассказывала. Она тогда бедной
была, незамужней, девчонку свою от проезжего молодца на свет произвела. А уж
имя ей придумала – Стефания… Небось подчеркнуть хотела: у нее особенный
ребенок. Но, между нами говоря, ничем Стефа не выделялась. Да, симпатичненькая,
складненькая, тихая, послушная, но не красавица, и ума особого господь ей не
дал. Во всем Таньку Привалову слушалась и Ларисе Осиповой в рот смотрела.
Короче, отправила Диана дочь в Москву, и больше ее в Мопсине никто не видел.
Наши поговаривали, что Стефа по какой-то причине с матерью поругалась. Вроде
она вместо института замуж вышла, за военного. Диана ей другой судьбы хотела, а
дочь по-своему решила. Теперь они не общаются, Ловиткина никогда о Стефе не
вспоминает. Не простила она дочь, а та на мать плевать хотела. Смотри, какая
тебе чернота вылезла…
Макеева обвела рукой разложенные на столешнице
карты.
– Раскинула на твою судьбу, и печально
выходит. Видишь пикового короля?
Я кивнула.
– Угроза от мужчины, – пояснила гадалка, – за
ним смерть вижу.
Я изобразила испуг.
– Мне предстоит скоро умереть?
– Можно избежать беды, – нараспев загудела
Тамара. – Вот тут лежит у нас бубновый валет, это хороший знак. Хочешь совет?
Если вы видели мультфильм «Шрек» и помните,
какие умоляющие глаза делал там кот, то легко представите, какое выражение
появилось в тот момент на моем лице.
– Да, да, да!
Тамара вскинула подбородок.
– Сиди дома, никуда не бегай, и останешься
жива.
– А что будет с моей работой? – разумно
спросила я.
Макеева наморщила переносицу.
– Ну-ка, еще одну вскрою… Ага, червонная
десятка. Хорошо, но мелко. Опасность рядом. Лучше вам уехать куда-нибудь,
сменить местожительство. На службу бегать можно, а отсюда уноси ноги, смерть
около коттеджа вьется.
– Спасибо за предупреждение! – встревоженно
воскликнула я. – Сколько с меня?
– Уже говорила, я денег за правду не беру, –
церемонно ответила Тамара. – И лучше тебе послушаться, карты не лгут.
Не успела я переступить порог дома, как
раздался гневный голос Лизы:
