– Наверное, мне надо уйти, – растерянно
сказала Таня, – уж извините, что свалилась вам на голову. Еще раз простите. А…
а не дадите мне стакан воды? Очень пить хочется.
Я быстро сбегала на кухню и принесла бутылку
минералки.
– Ой, зачем такую дорогую? – испугалась
Татьяна. – Сошла бы и из-под крана.
Похоже, беднягу на самом деле мучила жажда –
гостья в несколько глотков осушила бутылку и вытерла губы тыльной стороной
ладони.
– Ну спасибо! Теперь и есть расхотелось.
Я невольно задержала взгляд на изящной кисти,
кожа которой была покрыта цыпками, и помимо воли спросила:
– И какие у вас дальнейшие планы?
Таня переступила с ноги на ногу.
– Ну… на работу наймусь… Я много чего умею –
штукатурить, плитку класть, даже с сантехникой справлюсь, унитаз там установлю,
раковину повешу, стиралку подключу… Не пропаду! Пока в поезде ехала, народ
говорил, что в Москве много домов возводится, так что где-нибудь устроюсь.
– У вас есть деньги? – поинтересовалась я.
– Вообще-то, если честно, в дороге я немного
поиздержалась, – призналась Татьяна. – Поезд был не скорый, на каждой станции
тормозил, поэтому четверо суток до столицы тащился. Я думала, сэкономлю, билет
на экспресс дороже, но получилось наоборот. Питаться-то надо! Уж когда в Москву
прибыли, я сообразила: а как в Мопсино добраться? На электричке можно зайцем
доехать, но в метро без оплаты не пустят… Огляделась по сторонам, увидела, что
к ларьку машина с пивом прибыла, ну и предложила свою помощь по разгрузке. Мне
пятьдесят рублей дали. Предлагали еще и бутылку, но я не пью. Хватило и на
метро, и на билет до Мопсина, а вот на воду уже не осталось.
– Раздевайся и иди на кухню, – улыбнулась я. –
Или хочешь сначала в душ?
– Вы чего, меня в гости зовете? – округлила
глаза Таня. – Мне заплатить нечем!
– Мы комнаты не сдаем, – возразила я, – гостей
даром пускаем.
Глава 2
После того как Таня вымылась и поела, она
словно помолодела лет на десять. А когда я дала ей старое домашнее платье Юли,
стало понятно, что вид дамы предпенсионного возраста ей в основном придавал
неуклюжий наряд. Оставалось лишь удивляться, где Привалова раздобыла жуткое
пальто, шапку и ужасную темно-синюю хламиду с нагрудным карманом, которая
обнаружилась под верхней одеждой. В симпатичном платье, давно надоевшем жене
Сережки, Татьяна превратилась почти в красавицу. Лицо осталось прежним, с
ввалившимися щеками и курносым носом, зато фигура была выше всяческих похвал:
стройная, с осиной талией.
Быстро поглощая бутерброды с колбасой, Таня рассказала
свою историю.
Ее отец, Федор Сергеевич, работал в НИИ, мать,
Ирина Павловна, в отличие от мужа, кандидата наук, была простой лаборанткой в
поликлинике. Она постоянно болела и в конце концов скончалась. Вдовец горевал
недолго – не прошло и трех месяцев, как он женился на своей коллеге с необычным
именем Иветта.
Близким друзьям, несколько шокированным таким
оборотом дела, Федор Сергеевич сказал:
– Таня школьница, один я ее не подниму,
бросить работу и заняться воспитанием дочери не могу. А у Веты есть сын, Миша,
он совсем маленький. Ясен расклад?
Иветта в одночасье ощутила себя хозяйкой
большого дома, который ее муж получил в наследство от первой супруги, и начала
переделывать жилище по собственному вкусу. Двадцатипятиметровую детскую Танечки
перегородили стеной. В большей части, с окном, поселили Мишу, в меньшей, без
дневного света, – Таню. Вета очень оберегала покой мужа, поэтому если дочь
пыталась прорваться к отцу с тетрадками или дневником, мачеха твердо говорила:
– Не сейчас! Папа хочет отдохнуть.
Пока Таня училась в четвертом, пятом, шестом
классах, она не задумывалась о своем положении, но, чуть повзрослев, вдруг
задалась вполне естественными вопросами. Почему она спит на раскладушке в
душной каморке, а Миша на удобной кровати в просторной комнате? Отчего ей давно
не покупали новой одежды? Все платья стали девочке малы, юбки коротки до
неприличия, а рукава едва закрывали локти. У отца нет времени на общение с
родной дочерью, но с пасынком Мишей он часто ездит на рыбалку… Таню ругают за
четверки, а брата хвалят за тройки… Справедливости ради следует отметить, что и
при жизни Ирины Павловны Федор Сергеевич мало интересовался дочерью. Приваловы
не ходили совместно в театр, не принимали гостей и не обсуждали сообща
возникшие проблемы. Мама и Танечка были сами по себе, папа предпочитал проводить
вечера в одиночестве, в кабинете. Если дочь просовывала в комнату голову и
пыталась затеять с отцом разговор, как правило, она слышала в ответ строгое
замечание:
– Татьяна, не мешай мне работать.
Федор Сергеевич всегда произносил эту фразу,
даже когда лежал на диване с газетой. Но у девочки была мама, которая хоть и не
проявляла особой ласки, но решала ее проблемы. Когда Тане исполнилось семь лет,
она тяжело заболела и почти два года не могла справиться с недугом. За парту
она села в девять и оказалась самой старшей среди детей. Училась она
посредственно, и Ирина Павловна только вздыхала, подписывая дневник, а отец ее
оценками вообще не интересовался. С появлением мачехи Федор Сергеевич стал
нападать на дочь, тогда Танечка, чтобы понравиться папе, совершила почти
невозможное – начала получать хорошие отметки. Но он сердито откладывал ее
дневник и недовольно бухтел:
– Ни одной пятерки! Стыд и срам!
Ну почему отец не замечал стараний дочери?
Отчего требовал невыполнимого – пятерки по алгебре? Танюшка ведь еле-еле
освоила таблицу умножения!
Так девочка и мучилась. А несколько
повзрослев, пришла к отцу и вывалила свои претензии.
Федор Сергеевич обомлел, потом попытался
вразумить Таню.
– Как тебе не стыдно! Миша сирота, у него нет
отца, он пришел в чужой дом, ему надо создать лучшие условия.
– Но я тоже сирота, – возразила Таня, – и в
нашем коттедже много места. Вета занимает половину второго этажа, у нее в
распоряжении спальня, кабинет и гостиная. Если она так любит сына, могла бы
выделить ему одну из своих комнат. Зачем было мою детскую перегораживать?
– Не думал, что ты такая эгоистка! –
возмутился отец. – Теперь об одежде и рыбалке. Мы не так уж много с Ветой
зарабатываем и содержим двоих детей. Прорва денег на шмотки уходит! И неужели
тебе интересно ловить рыбу? Это мужское хобби.
– Но Вета себе каждый месяц то юбку, то блузку
шьет, – стояла на своем Таня, – а я два года в одном платье хожу!
