– Адрес Федора и Веты Приваловых. И вообще,
координаты всех лиц, о которых ты упомянула в отчете, – сказала я. – Вышли на
мою почту.
– Получишь через пару минут.
Олеся очень ответственный человек, она
принадлежит к редкой породе людей, которые всегда держат свои обещания, поэтому,
уезжая из дома, я уже имела при себе листочек со всеми сведениями. Федор был
жив-здоров, а вот следователь, занимавшийся делом Приваловой, свидетели
Григорий Водоносов, деревенская жительница Панкратова, учительница Осипова и
Иветта умерли. Первый скончался год назад от инфаркта, старуха Панкратова от
старости, Водоносов утонул вскоре после того, как Привалова оказалась за
решеткой, Осипова не оправилась после болезни, Вета тоже ушла из жизни
несколько лет назад.
До института имени Склифосовского я доехала
достаточно быстро и даже легко нашла место для парковки. С чего мне взбрело в
голову навестить Привалову? Я не собиралась отнимать у нее свои поношенные вещи
и была готова забыть про взятые «в долг» деньги, но в обмен на свое
снисходительное отношение хотела потребовать от Татьяны честного ответа на
вопрос: какая тайна связана с нашим домом? Мне не нравится жить в коттедже,
вокруг которого творится нечто странное.
Очутившись в отделении, я спросила у
медсестры, сидевшей на посту:
– В какой палате лежит Татьяна Привалова?
– В реанимации, – коротко ответила девушка.
– С ней можно поговорить? – настаивала я.
– Она в реанимации, – раздраженно повторила
девица. – Не поняли? Туда не пускают.
Я вынула рабочее удостоверение. При виде
красной книжечки с золотым гербом медсестра слегка подобрела и неожиданно
представилась:
– Мура. Такое вот у меня имя смешное.
Я улыбнулась.
– Вовсе нет, очень милое. Кстати, меня зовут
Лампа.
– Врешь! Так ребенка обозвать не могут! –
выпалила Мура, увидела улыбку на моем лице и тут же спохватилась: – Простите!
Привалова в тяжелом состоянии, даже если вы к ней пройдете, она ничего не
скажет.
– А что случилось? – спросила я.
Мура пожала плечами.
– Ее «Скорая» привезла. Знаете, сколько у нас
таких? Я раньше в сумасшедшем доме работала, и все вокруг психами казаться
стали. Решила, что с нормальными людьми лучше, и сюда перебралась. Теперь боюсь
одна по улице ходить – повсюду маньяки и грабители мерещатся.
– Это уже слишком, – укорила я Муру. –
Конечно, насильники существуют, но основная масса людей никому не причиняет
вреда. Может, тебе успокаивающее попить?
– Думаешь, раз я в дурке со шприцами бегала,
то сама тю-тю? – обиделась девушка. – В пятой палате две изнасилованные, в
девятой бабка с переломом основания черепа – у старухи пенсию отняли, в
одиннадцатой лежит ребенок, избитый хулиганами…
– Привалова скоро сможет заговорить? – вернула
я Муру к нужной теме.
– Лучше спроси, выживет ли она! – запальчиво
ответила медсестра. – На ней места живого нет! Небось наркоман напал. Они ради
дозы на все готовы. Наверное, сумочку выдернул, денег не нашел и обозлился.
– А куда дели вещи Татьяны? – спросила я.
– На склад отнесли, – пожала плечами Мура.
– Можно узнать, что при ней было? – не
успокаивалась я.
Мура взяла телефон.
– Лиза, глянь там в книге, Привалова Татьяна
Федоровна… Чего у ней было? Погоди, это не мне надо… Держи!
И медсестра сунула мне в руку трубку.
– Плащ серо-бежевый, ношеный, одной пуговицы
нет, – начал перечислять женский голос, – джинсы, кофта зеленая, нижнее белье
дурацкое, с обезьянами, колготки плотные, полусапожки на платформе. Все.
Кладовщица перечислила те самые вещи, которые
Татьяна забрала из моего шкафа. Но, кроме одежды, Привалова прихватила еще и
сумку. И здесь я снова отметила: действия освободившейся уголовницы выглядели
странно. Как я уже не раз упоминала, она взяла затрапезные шмотки и старую
сумку. Когда-то я очень любила «бочонок» из черной кожи, мне его давным-давно
подарил на день рождения Сережка. Сумки – дорогой аксессуар, у меня их мало, и
презент я заносила до неприличия. В конце концов у ручки сломалось кольцо из
желтого металла, при помощи которого она крепилась к ридикюлю. Я отнесла сумку
в ремонт, и мне ее починили, но у мастера не нашлось блестящего кольца, и он,
особо не мучаясь, приделал матовое. В результате сумка лишилась
презентабельного вида, мало того, что кожа потерлась, да еще и кольца разные:
одно блестит, другое нет. Наверное, Сережка заметил эту метаморфозу, потому что
на следующий день после возвращения «бочонка» из ремонта купил мне новую сумку.
Старую я хранила в шкафу – мне было жаль ее выбросить, такую удобную, с двумя
кармашками, отделением для мобильного и ярко-красной подкладкой.
– А где ее сумка? – спросила я.
– Нету, только тряпки, – ответила Лиза.
Я в растерянности вернула Муре телефон.
– Мне сказали, что личность Приваловой была
установлена по справке, найденной у пострадавшей, но при ней не было сумки.
– Значит, бумага лежала в кармане, – Мура не
усмотрела в происшествии ничего странного. – Или она ее в лифчике прятала,
некоторые любят важные документы на теле таскать.
Я молча смотрела на медсестру, а та уставилась
на меня.
– Простите, где можно найти Татьяну Привалову?
– раздался за спиной приятный баритон.
Я обернулась и увидела мужчину с бородкой,
одетого в дорогой костюм из тонкой шерсти. На запястье у незнакомца болтались
недешевые часы, волосы были тщательно уложены, а за его правым плечом, чуть
поодаль, стоял шкафоподобный мужик в белой рубашке, с узким черным галстуком.
Охранник сжимал в здоровенных ручищах пакет, из которого высовывались бутылки с
соком и огромный букет роз.
– Какая красота! – с завистью воскликнула
Мура. – Обожаю цветы! К Приваловой нельзя, она в реанимации.
– Совсем плохая? – жалостливо поинтересовался
посетитель. – Шансы выжить у нее есть?
– Очень мало, – Мура нарушила первое правило
среднего медицинского персонала, гласящее: никому ничего не сообщай о больных,
отделывайся фразой: «Спросите у лечащего врача».
– Ах вот как… – грустно произнес мужчина. – А
я принес ей еды и букет. Девушка, возьмите себе розы, а то завянут.
– Спасибо, – зарделась Мура, – не откажусь.
Такие шикарные!
