Юные «зоологи» приуныли. А потом решили не
мытьем так катаньем добиться своего и начали настоящую психологическую атаку. В
комнатах появились дешевые керамические фигурки всевозможных персов и британцев,
потом на кухне материализовался календарь с фотографиями котят, затем Лиза
раздобыла кружки, украшенные портретами сиамок. Дети четко разделили
обязанности: Лизавета была ответственной за покупки, а Кирюшка проводил
идеологическую работу. Он выискивал в Интернете всяческие статьи и ходил за
нами по дому, твердя:
– Мыши – разносчики чумы, а справиться с ними
в загородном доме способна только кошка.
Или заявлял:
– Британец рыжего окраса по кличке Маркиз спас
людей от смерти: когда у американцев по фамилии Робинсон на втором этаже
коттеджа замкнуло проводку и вспыхнул пожар, кот кинулся в спальню и разбудил
хозяев.
Я надеялась, что через некоторое время ребята
забудут о кошке, но желание заполучить нового любимца оказалось живучим. В
гости к Рыжовым дети ездили в марте, сегодня десятое апреля, но Лиза с Кирюшей
по-прежнему жаждут завести котенка, и, похоже, с этого дня они резко изменили
тактику. Поняв, что фотографии, кружки и рассказы об удивительном уме кисок
никак не действуют на взрослых членов семьи, ребята начали изображать из себя
пай-деточек, убирающих за собой посуду и выносящих мусор. В принципе, это
правильный ход, мало найдется на свете родителей, способных категорично
гаркнуть: «Нет! Не получишь никаких кошек!» – в лицо отличнику, моющему в
свободное от уроков время полы в квартире.
Интересно, надолго ли у подростков хватит
рвения? Мне ситуация нравится, я не люблю возиться с мусором…
– Что ты смеешься? – обиженно спросила Лиза.
– Просто так, от переизбытка чувств, –
ответила я. – Весна идет, птички поют, скоро тюльпаны расцветут…
– Ага, и кошки на крылечки выберутся, – Лиза
не упустила случая упомянуть о главном. Но не удержалась и добавила в обычном
своем стиле: – Смех без причины – признак дурачины.
– Лучше без повода смеяться, чем рыдать, –
парировала я. И тут услышала мелодичное треньканье звонка, а потом разноголосый
собачий лай.
– Кто пришел? – спросила Лизавета.
Но я не стала ей отвечать, положила трубку на
стол и поспешила в прихожую.
Когда живешь не в многоквартирном доме в
шумном городе, а в коттедже, окруженном елями, на территории охраняемого
поселка, то теряешь бдительность. В Москве мне бы и в голову не пришло не
запереть входную дверь или распахнуть ее без предварительных вопросов, но в
Мопсине другие порядки.
Я нажала на ручку и, толкнув красивую дубовую
дверь, сказала:
– Входите, открыто.
Если честно, то я предполагала увидеть кого-то
из соседей. Это могла быть Диана Ловиткина с пятого участка или Карина Бурмака
из девятого дома, которой я вчера пообещала дать рецепт ватрушек. Не исключен
был и визит Ани с другого конца поселка. У Анечки есть пятилетняя дочь
Машенька, девочка очень плохо ест, и если маме удается впихнуть в малышку обед,
то в качестве награды за проявленное терпение ее приводят к нам – посмотреть на
собак.
Но на крыльце стояла незнакомая женщина лет
пятидесяти.
– Здравствуйте, – с удивлением приветствовала
ее я. – Вам кого?
Незнакомка отреагировала странно. Она
вздрогнула и спросила:
– Вы кто?
– Меня зовут Евлампия, но лучше обращаться
просто Лампа, – ответила я, разглядывая даму.
Одета та была не совсем по погоде: теплое
темное пальто не лучшего качества, старомодная шапка из мохера и не очень
чистые сапоги черного цвета на так называемой «манной каше». В руках нежданная
гостья держала нечто, смахивающее на мешок из брезента.
– А где Вета? – задала следующий вопрос
женщина. – И Федор Сергеевич?
Я растерянно заморгала.
– Простите, вы, наверное, ошиблись адресом.
– Нет, – возразила гостья, – я отлично его
знаю. Я провела здесь все свое детство. Хорошо помню, как старый деревенский
дом постепенно превращался в коттедж… Он мало изменился, хотя цвет уже не
темно-бордовый, а зеленый и вторую веранду пристроили.
– Вы жили в Мопсине ребенком? – переспросила
я. – Это дом вашего детства?
Незнакомка кивнула.
– Верно. Мне тридцать три, и восемнадцать из
них я жила здесь.
– Вам тридцать три года? – неприлично
удивилась я, окидывая взглядом чуть сутулую фигуру.
– Что, я так плохо выгляжу? – без тени
кокетства улыбнулась незнакомка. – Приехала издалека, в дороге, в общем вагоне,
устала, да и помыться негде было. Веты нет?
– Здесь такие не живут, – растерянно сообщила
я. – Все же скажите, как вас зовут?
– Таня Привалова, – представилась женщина. –
Что случилось с Ветой?
Я посторонилась.
– Заходите… Надеюсь, собак вы не боитесь? Наши
псы мирные, им и в голову не взбредет кого-нибудь укусить.
Татьяна шагнула в холл, секунду постояла в
молчании, потом сказала:
– Здесь висело зеркало, а там был встроенный
шкаф, его Федор Сергеевич сам соорудил. Вы его выломали?
– Нет, – ответила я, – когда мы приобрели дом,
он был без мебели. Хотя, конечно, ремонт сделали.
– Ясно, – кивнула Таня. – Значит, Вета его
продала.
– Хозяйку звали иначе, – возразила я. – Она то
ли графиня, то ли княгиня, точно не помню, живет за границей. Я никогда
владелицу коттеджа не видела, та прислала адвоката, он за нее бумаги
оформлял.
[1]
Татьяна стала комкать лямку мешка, который
держала в руке.
– Понятно, – прошептала странная гостья. – И
что же мне теперь делать? Думала, все по-прежнему тут живут, вот и заявилась в
гости. Наверное, следовало предупредить, но номера телефона-то у меня нет. Или
телеграмму можно было послать, но я не додумалась.
Я молча смотрела на расстроенную женщину.
Первым желанием было сказать: «Оставайтесь, угощу вас чаем, а там сообразим,
как поступить. Дом большой, места много, у нас две комнаты свободны». Но я
представила, что услышу вечером от Володи Костина и от Сережки, когда они
узнают, что я приголубила совершенно незнакомого человека, и прикусила язык.
