Тот уже засыпал и бормотнул что-то вроде:
– К утру пройдет.
Но жена не успокоилась:
– Кожа горит.
– Лежи спокойно, – ответил Павел и попытался
задремать.
– Пойду окунусь в речке, может, легче станет,
– решила Ксюха.
– Прекрати!
– Нет, сбегаю искупаться.
– У тебя же простуда, нельзя.
– Я вся исчесалась.
– Потерпи!
– Глаза слезятся! Нос щиплет, – настаивала
Ксения. – Может, холодная вода поможет.
– Ну и черт с тобой! – обозлился Брыкин,
который больше всего на свете в тот момент хотел спать.
Ксения вскочила и убежала. Павел с облегчением
вздохнул и задремал. А когда вдруг проснулся, не сразу понял, где находится. В
избе стояла духота, пахло какой-то гадостью, кровать была жесткой, подушка
комковатой. Брыкину стало стыдно за то, что послал жену к черту. Поняв, что
наступает утро, а Ксении в постели нет, Паша натянул спортивные штаны и пошел к
реке...
Рита прервала рассказ.
– И что случилось дальше? – через пару минут
спросила я.
Фомина обхватила себя за плечи и затряслась.
– Потом милиция вопросы задавала: зачем из
воды утопленницу вытащили, почему в ледник тело спустили. Но они быстро
успокоились, когда я им про жару и любопытных дачников напомнила. Ничего
криминального в смерти женщины не нашли. Знаете, к какому выводу пришли?
– Нет, – напряглась я.
– У Ксении началась аллергическая реакция, она
не поняла, что с ней происходит, побежала охладить зудящую кожу в речке,
прыгнула в холодную воду, и у нее остановилось сердце. Так сказать, совмещенные
причины смерти: бурно развивающаяся аллергия и резкая смена температуры тела,
вызвавшая сбой сердечного ритма. При вскрытии обнаружили аспирин и следы
антибиотика пенициллинового ряда, название препарата эксперт не определил.
Я посмотрела в лицо Фоминой.
– Рита!
– А?
– Вы не сложили два и два? Алена помогает
Павлу поступить в институт и умирает. Жанна погибает после того, как получает
наследство, и Павел становится владельцем состояния, которое позволяет ему
начать свой бизнес. Ксюша тонет, едва Исидор добился оформления нужных бумаг
для зятя. И все дамы к моменту смерти болели простудой, пили антибиотик!
– Еще аспирин, – по-бухгалтерски занудно
напомнила Рита.
– Ацетилсалициловой кислотой нельзя отравить,
– отмахнулась я.
– Смотря кого, – возразила Фомина, – меня так
запросто. Приму полграмма, и можно гроб заколачивать!
Глава 30
– После смерти Ксении Павел и придумал историю
про семейное проклятие? – спросила я у Фоминой.
Рита встала, прошлась пару раз по комнате и
снова опустилась в кресло.
– Нет. Он эту глупость нафантазировал, когда в
московской школе учился.
– Господи, да зачем?
Фомина посмотрела на меня.
– Вы из какой семьи?
– Из обычной. Папа военный, генерал, мама
певица, я поздний ребенок, после моего рождения мать оставила сцену.
Рита неожиданно звонко рассмеялась.
– Это не простая семья! Вот когда папа лупит с
пьяных глаз маму и вышвыривает детей на мороз, тогда обычная. Вам нас не
понять.
– Я попытаюсь!
Бухгалтерша легла грудью на стол.
– Ладно. У Паши никого не было, мать не в
счет, он ее с раннего детства не видел, да и встречаться не хотел. В интернате
его унижали, били, шпыняли. Ясное дело, Брыкину захотелось состряпать себе
красивую биографию. Родителей-дипломатов и бабушку с особняком мы вместе
придумали, Пашка о родных в новой школе рассказал и сразу выделился – там на
сорок человек тридцать восемь из неполных семей было, а он прямо король
вокзала. Ну и пошел врать! Начитался про Анголу, кое-что вызубрил наизусть,
доклад на уроке географии сделал, через слово повторял: «Я сам лично дворец
(дом, парк, памятник) видел».
– И его не разоблачили?
– Кто? Дети из его класса по заграницам не
катались, слушали новичка, разинув рот. Паше понравилось, и он еще больше врать
начал. Как же, впервые оказался не последним у батареи!
– Все равно какая-то странная выдумка про
родовое проклятие.
Рита протянула руку к бутылке с минералкой.
– Один раз их класс потащили в Останкино. В
школьную программу входит посещение одного музея в год, вот ребят и повезли в
Шереметьевский дворец. Экскурсовод попалась знающая, всякие истории
рассказывала и, в частности, подчеркнула, что в каждой дворянской семье
существовала некая легенда. Правда она или нет, неизвестно, но все члены
фамилии верили в нее. Допустим, у Мордюковых было поверье, что все девушки
должны идти под венец в зеленом, иначе счастья не будет. А вот у современных
москвичей, заметила экскурсовод, с семейной историей плохо, и спросила, кто из
ребят может рассказать о своих предках.
– Хороший вопрос, если учесть, что у
подавляющего числа школьников не было отцов, – скривилась я.
Фомина кивнула.
– Баба совершила бестактность. Дети молчали,
вот тут Паша и выступил. Слушайте, говорит, нашу легенду...
Селезнев был так поражен рассказом
одноклассника, что всю дорогу до дома в себя прийти не мог, повторял:
– Вот какая у тебя, Паша, семья! А мне
похвастаться нечем.
Брыкин приехал в Гоптево и сказал Рите:
– Представляешь, понесло меня, словно ветром
подхватило! Говорю как написанное читаю. И откуда только фантазия взялась?
Имена напридумывал – Филимон, Даша, Петр и прочие.
– Может, тебе книги писать надо? –
предположила Рита.
– Таланта нет, – хмыкнул Павел, – одноразовый
припадок случился. Сплошное удивление! Ну да ладно, скоро все мою байку
забудут.
Помнили ли одноклассники байку Брыкина,
осталось неизвестным, Паша ни с кем из них после выпускного вечера не
встречался. В друзьях у него остался только Селезнев. Павел многократно пытался
избавиться от Григория, порой откровенно хамил ему, но Селезнев не замечал
этого и без конца твердил:
