– А еще? Смотри внимательно! – настаивал Сидя.
– Папа... – прошептала я. – Вон там, седьмой
слева, мой отец, Андрей Романов. Он здесь такой молодой! Но как... Откуда у вас
снимок?
Исидор отложил альбом.
– Если прикидываешься другим человеком, нужно
соблюдать осторожность. Любая мелочь может тебя выдать. Ты, увидев мою рубашку
с перламутровыми пуговицами, обмолвилась, что такая имелась у папы. Меня твои
слова удивили, ведь сорочки вручали узкой группе специалистов. В советские годы
мода такая была – давать в награду вещи. Я проблем с одеждой не знал: то свитер
всучат, то галстук... А на той конференции раздавали сорочки. Их специально
сшили, в продажу они не поступали. Ограниченная партия, отличного качества, с
пуговицами из натурального перламутра, таких больше ни у кого не было. Когда
ты, увидев знакомую с детства вещь, не сдержала радостного возгласа, я сразу
понял: девочка росла в семье кого-то из участников конференции, ну и спросил
про твоего отца. И что услышал в ответ? Он, мол, шофер при генерале. Сразу
понял – ты врешь! Откуда у водителя такая вещь? Полез в альбом, нашел снимок с
той встречи: это еще одна традиция тех лет – непременно фотографироваться после
завершения мероприятия, изучил фамилии на обороте, увидел «Андрей Романов», и
головоломка сложилась. А теперь скажи: я не прав?
– Абсолютно точный вывод, – призналась я, – но
вам просто повезло. Размышления по поводу шофера не совсем верны. Начальник мог
подарить одежду водителю.
– Э нет, деточка, только не в годы тотальной
нехватки хороших вещей, – ухмыльнулся Исидор. – В Советской стране существовала
система талонов, карточек и распределителей. Любой мало-мальски нужный
правительству человек был прикреплен к кормушке, куда не допускали простых
смертных. До смешного доходило! В сорок девятом году меня поощрили ботинками, а
я ношу тридцать восьмой размер обуви. Ну, получил квиток, отправился за
обновкой, иду и мучаюсь: зачем мне штиблеты? Есть уже одна зимняя пара, а на
лето сандалии. А вот у жены моей, Оли, туфли совсем прохудились. Пришел в
магазин, протягиваю продавщице бумажку с печатью... И состоялся у нас такой
диалог:
– Вашего размера нет, – сообщает продавщица.
А я удивленное лицо делаю:
– Просите, товарищ, вы мне что дать хотели?
Девица в ответ:
– Полуботинки на меху, мужские.
Я свою линию гну:
– Это талон на женскую пару обуви.
Девушка мне в нос документ сует:
– Смотрите, тут написано – Ринг, ботинки
мужские.
– Ошибка вышла, – отвечаю ей. – Разве может у
представителя сильного пола быть тридцать восьмой размер? В канцелярии
перепутали!
Продавщица сначала нахмурилась, а потом
согласилась.
– Верно, у нас таких размеров отродясь не
было...
– Короче, она принесла мне чудесные ботинки
для Олечки, на цигейке с пуговицами, самые модные! – завершил рассказ Исидор. –
Жена плакала, когда я ей их презентовал. Ну никак не отдал бы генерал такую
рубашку водителю, не тот у нас менталитет был!
– Слава богу, что теперь времена
распределителей и талонов прошли, – вздохнула я. – В советские времена было
много странного. Вот, например, те же снимки с конференции. Ведь все
запечатленные на них люди работали на оборону?
– Верно, – подтвердил Исидор.
– Значит, они были засекречены?
– В той или иной степени да.
– Но ведь карточки могли попасть в чужие руки!
Исидор нахмурился.
– Их никому не показывали, хранили в личном
архиве. Хоть ты, конечно, права, было много глупостей. Ну, допустим, едешь по
провинции, шоссе разбитое, колдобина на колдобине, и вдруг ответвление от
основной магистрали, знак «кирпич», шлагбаум, рядом будка с солдатиком и
шикарная трасса, уходящая в чащу, асфальт свеженький, словно его утром
положили. Что там, в лесу, а?
– К гадалке не ходи – крупная воинская часть,
– засмеялась я.
Исидор закивал.
– Точно. А их расположение – государственная
тайна. Да только даже дураку ясно, куда шоссейка тянется. Или оборонное НИИ
плюс завод – весь городок там работает, даже малым детям известно, чем родители
занимаются. Мне на одном предприятии вручили чернильницу с ручкой, так стило
было выполнено в виде ракеты с надписью «Все выше, и выше, и выше». Они такие
сувенирчики гостям и сотрудникам дарили. И ведь первый отдел имелся, сидели там
полковники, да мышей не словили.
– Давайте вернемся к потайному ходу, – попросила
я. – Где он?
Исидор встал и подошел к одному книжному
шкафу.
– Как ты и предполагала, вход открывается от
перемещения некоторых томов. Весь фокус в последовательности перестановки книг.
Она многоходовая: если кто-то случайно передвинет тома, ничего не случится.
Смотри. На третьей полке Тацит, его надо достать и поменять местами с «Уроками
Сократа», потом вытащить «Историю падения Рима» и воткнуть ее между третьим и
четвертым томом собрания сочинений Куприна. Затем ждем пятнадцать секунд – и опля!
Исидор нажал на полку, шкаф без всякого скрипа
чуть-чуть повернулся, открылся узкий лаз.
– Вот это да! – вырвалось из моей груди.
– Сами сделали! – гордо сказал Исидор. – Я и
Мотя. Олечка нам помогла.
– Но зачем?
Профессор внимательно посмотрел на меня.
– Деточка, в советские времена инакомыслия не
допускалось, но к ученым, работавшим на оборону, проявляли снисхождение. Нам
разрешалось то, что запрещалось другим. На своих кухнях техническая
интеллигенция вела весьма откровенные разговоры. Конечно, существовала система
стукачества, в подъездах домов сидела охрана – вроде для нашей безопасности, но
на самом деле парни зорко следили за тем, кто пришел к профессору в гости, и
докладывали начальству.
– Понятно, – прошептала я.
– Какие люди сюда забредали, минуя недреманное
око! – развеселился Сидя. – Кое-кого мы с Олечкой неделями в доме прятали! И ни
разу подозрения не вызвали! Олимпиаду ко мне тоже из органов приставили, но она
своим человеком оказалась, ничего лишнего не сообщала. У Ринга была безупречная
репутация, меня никогда не подозревали в диссидентстве, что позволило мне
многим помочь.
– И куда ведет лаз? – полюбопытствовала я.
– Пошли? – предложил Исидор и начал
протискиваться в щель.
