– Замечательно. Но мне известно, что здесь
должна проживать Пелагея Андреевна!
– Она уехала, – вдруг вполне мирно заявила
алкоголичка.
– Суворова в больнице, – показала я свою
осведомленность.
– Раз знаешь, чего лезешь? Ты ваще кто?
– Меня зовут Лампа.
– А меня утюгом кличут, – заржала Майя.
Подавив накатившее раздражение, я постаралась
сохранить вежливость.
– Я и не думала шутить. Имя такое есть –
Евлампия, сокращенно Лампа.
– И че тебе надо?
Я вынула кошелек.
– Денег хотите?
– И че делать?
– Просто поговорите со мной.
– Заходь!
– Ступеньки не развалятся? – на всякий случай
поинтересовалась я.
– Они крепкие, – ухмыльнулась Майя, в
предвкушении мзды пьянчужка стала приветливой, – лезь, не боись!
Я вскарабкалась к двери, толкнула ее и
очутилась в... не хватает слов, чтобы описать интерьер. Загаженная,
замусоренная, похожая на общественный сортир московского вокзала комната. Но
туалеты в столице, став платными, приобрели вполне приличный вид...
– Садись, – кивнула Майя на табуретку.
– Спасибо, я лучше постою, – стараясь не
дышать, выдавила я. – Не хотите на воздухе побеседовать?
– Тама дождь собирается!
– Пока не капает, лучше выйти, – прошептала я.
– Извините, я могу упасть в обморок.
– Больная, что ли? – надулась Майя.
– Нет, просто не выношу духоты, – соврала я.
– Хрен с тобой, – проявила человеколюбие
хозяйка.
Мы выбрались на двор, я с удовольствием
втянула носом свежий деревенский воздух и спросила у Майи:
– Как к вам попала Суворова?
– Ее на лето привезли, – без агрессии ответила
хозяйка, – дачку сняли.
– У вас? – поразилась я.
– А че?
И как отреагировать на ее вопрос? Сказать
честно: «Только сумасшедший мог устроиться на летний отдых в помойке»?
Решив воздержаться от комментариев, я задала
следующий вопрос:
– А кто доставил Пелагею Андреевну?
Майя собрала лоб морщинками.
– Э... э... Марь Иванна!
– Мария Ивановна?
– Точно.
– А фамилию назовете?
– Вострикова.
Я несказанно обрадовалась этим сведениям.
– Вострикова Мария Ивановна? Замечательно.
– Нет, – возразила Майя, – Вострикова – это я.
А Марь Иванна – она просто Марь Иванна.
Радость сменило уныние, но потом я воспряла
духом.
– Наверное, дама оставила номер телефона...
– Чей?
– Свой.
– Кому?
– Вам.
– За фигом?
Я постаралась не нервничать. Спокойно, Лампа,
Майя не слишком сообразительна, с ней нужно беседовать как с неразумным
ребенком, она давно пропила ум...
– Мария Ивановна, вероятно, беспокоится о
родственнице, Суворова в преклонных годах, могла заболеть, что, собственно, и
случилось.
– Нету телефона, – тупо пробормотала Майя. – И
откуда мне тренькать? В избе аппарата нет, а на переносной, без проводов который,
большие деньги требуются. А где мне их раздобыть?
Аргументация показалась мне убедительной, но
возникли новые вопросы.
– Каким образом Пелагея Андреевна очутилась в
платной больнице?
– Не знаю.
– Вы звонили в «Скорую»?
– Не знаю.
– Майя!
– А?
– Хотите денег?
– Очень! – алчно воскликнула пьянчужка.
– Но я так просто и копейки не дам.
Попытайтесь вспомнить подробности.
– Об чем?
– О болезни Суворовой! Когда Пелагее Андреевне
стало плохо, вы обратились к врачу?
– Не знаю, – заморгала Майя.
– Черт возьми, хватит прикидываться! – топнула
я ногой. – Видите тысячу рублей?
– Да, – прошептала пьяница.
– Она ваша. Как только расскажете в деталях
про Суворову!
Майя опустилась на траву.
– Ее Марь Иванна привела, сказала: «Ко мне
бывшая невестка приехала, комната нужна, а у тебя летний домик пустует».
Я сходила к расположенной у забора поленнице,
взяла небольшой чурбачок, принесла его туда, где сидела Майя, устроилась на нем
и попыталась вникнуть в суть дела.
Майя любит приложиться к бутылке, она
алкоголичка, регулярно уходящая в запой. Пока был жив ее сын, он держал мать в
ежовых рукавицах, вел хозяйство: огород, скотина – все было на плечах
работящего Димы. Дмитрий поставил в дальнем конце участка, прямо у леса,
небольшой летний домик, состоявший из комнаты, веранды и крохотной кухоньки.
Парень сдавал его москвичам, желавшим вырваться на лето из душной Москвы.
Правда, много прибыли сарайчик принести не успел – Дмитрия забрали в армию, и
он погиб при невыясненных обстоятельствах.
Лишившись единственного сына, Майя получила
постоянный повод для пьянства. У местных кумушек вначале языки не
поворачивались осуждать мать, потерявшую ребенка. Майю подкармливали, давали ей
обноски. Но время шло, и отношение к бабе менялось. Через пару лет алкоголичку
перестали жалеть.
– Жрать хочешь – сажай картошку, огурцы,
капусту, – говорили соседи, когда Майя возникала на пороге с протянутой рукой.
– У нас тоже жизнь не сладкая, но ведь не попрошайничаем!
