– Бардак крепчает! Давай ставь в женские
палаты столько кроватей, сколько влезет. Мужиков некуда девать!
Леонид Аркадьевич почесал в затылке и
предложил:
– Можно еще кабинет иглотерапевта под палату
переоборудовать. Все равно Марина Ильинична ушла, никто иголками не лечит. А
там две комнатки: процедурная и приемная.
– Они крохотные, – вздохнул главный. – Ну
ладно, давай на всякий случай там вип-палату оборудуем. На двоих.
– Если к кроватям тумбочки не ставить, то в
помещении четверо улягутся, – пообещал Леонид Аркадьевич.
– Поступай как знаешь, – отмахнулось
начальство. – Мы скоропомощные, никому отказать не имеем права. Бери и
рефлексовую комнату, и коридор в ординаторской, и предбанник в моей приемной
тоже.
Не успел Леонид Аркадьевич оборудовать новую
палату, как в нее положили больных. Сначала привезли молодую женщину, Полину
Яценко, которая пыталась покончить с собой. Затем приняли Катерину Лузгину с
реактивным психозом. А через пять минут в том же помещении устроили алкоголика
Олега Ветрова. Кабинет рефлексотерапевта делила на две части стена из
стеклоблоков, она не доходила до потолка. Женщины не видели Ветрова, зато
великолепно слышали его. Конечно, следовало отдать бывший кабинет четырем
представительницам слабого пола, но когда Лузгину и Яценко там уже устроили,
доставили Ветрова, и место ему нашлось лишь в новой палате.
– Нехорошо получается, – расстроился Леонид
Аркадьевич, – но в ближайшее время что-нибудь придумаем.
Утром в кабинет Буравкова вошла ухоженная и
хорошо одетая дама.
– Меня зовут Зоя Варина, – представилась она.
– Конечно, я не надеюсь, что вы вспомните меня, давно не снимаюсь, но некогда…
Леонид Аркадьевич вскочил из кресла.
– Зоя Варина! Актриса! Боже! Я ваш преданный
поклонник! Чем могу помочь?
Актриса опустилась на стул.
– У меня несчастье, – прошептала она. – Вас
характеризуют как лучшего специалиста… умоляю… дайте честное слово, что никому
не расскажете… мой Гриша…
Слезы потоком хлынули из глаз Вариной. Леонид
Аркадьевич встал, запер дверь и сказал:
– Я врач, давал клятву Гиппократа и никогда не
нарушал тайну пациента. Мы с женой посмотрели все картины с вашим участием,
восхищаемся вашей удивительной красотой…
– Ах, дружочек! – прервала его Зоя, перестав
рыдать. – Вы только меня выслушайте!
Леониду Аркадьевичу было не привыкать узнавать
чужие секреты. В некотором роде он служил для своих больных этакой урной, куда
сваливали душевный мусор и сливали негатив. Но история Вариной поразила врача.
Нет, не фактами, а тем, насколько экранный образ Зои – а она всегда играла
веселых блондинок – не соответствовал настоящей судьбе женщины.
У Зои были муж Феликс, невероятно талантливый
математик, мировая величина, сын Гриша, шикарная квартира, машина, дача, шубы,
золото, брильянты, шумная слава и имидж абсолютно счастливой женщины. Вариной
завидовали тысячи советских баб, многие хотели бы оказаться хоть на пару дней
на месте Зои, вот только никто и понятия не имел, как обстояло дело в
действительности.
Феликс был циклотимиком, его настроение
менялось мгновенно. Только что Варин купил жене цветы и тут же мог этим же
букетом отхлестать ее по лицу. В злую минуту Феликс охотно распускал руки, мог
ударить Зою, швырнуть ее на пол и пнуть ногой. Актриса, боявшаяся, что слух о
неподобающем поведении супруга дойдет до начальства и ему запретят выезжать за
границу, молча терпела побои. В доме никогда не было прислуги, хозяйство
актриса вела сама, справедливо полагая: домработница не станет молчать. Зоя
научилась лечить синяки бодягой и всегда держала лед в холодильнике. Когда муж
выбил ей два зуба, она храбро соврала стоматологу:
– Я поскользнулась и упала лицом на ступеньки.
Самое интересное, что Вариной удалось
сохранить тайну – их семью считали образцовой. После очередного припадка ярости
Варин испытывал угрызения совести и кидался за подарками. Первую сумку «Марго»
он преподнес супруге в Париже – после того, как вывихнул ей руку; вторую купил
в Лондоне, чуть не утопив Зою в ванне; третья досталась ей в Италии, когда
супруг поколотил жену настольной лампой, и она, боясь обратиться к местному
врачу, целую ночь вытаскивала из ран мелкие осколки стекла пинцетом для бровей.
– Моя жизнь – каторга в цветах, – вздыхала
Зоя, – а муж – зверь с тортом. Но я любила Феликса за минуты раскаяния.
Впрочем, нет, я обожала мужа даже в моменты его припадков. Только умоляла его:
на людях сдерживайся и при сыне не дерись.
И что интересно: Феликс беспрекословно
выполнял просьбу жены. Мило танцевал с ней на вечеринке у какого-нибудь
Варвиано, который был фанатом Зои, а потом, вернувшись в отель, запирал номер и
устраивал побоище.
Три года назад Феликс скончался, Зоя
похоронила мужа и стала жить спокойно. У вдовы было много ценных вещей, она не
переживала ни за свою судьбу, ни за будущее сына. Да, денежные сбережения
растаяли, но остались драгоценности, предметы искусства, в конце концов – сумки
«Марго». Зоя отлично знала их стоимость.
Гриша тихо существовал возле матери, никаких
попыток уйти от нее он не делал. Окончил школу, поступил в институт, получил
диплом. Девушки молодого Варина не интересовали, и Зоя даже стала беспокоиться
по этому поводу. Еще ее пугало отношение сына к животным – парень мог ударить
собаку, пнуть кошку… Впрочем, свое поведение он объяснял так:
– Я аллергик. Не дай бог случится шок – и я
умру.
Иногда Зое становилось страшно: а ну как сын
со временем превратится, как и его отец, в циклотимика? Но она успокаивала себя
– все нормально, Гриша просто боится заболеть.
А потом Григорий подцепил грипп, вирус уложил
его на несколько недель в постель. Болезнь протекала тяжело, Зоя усиленно
лечила сына и очень обрадовалась, когда температура упала.
– Отлично! – сказала мать, глядя на градусник.
– Давай, попробуй встать и…
Договорить она не успела – мощный удар кулака
опрокинул ее на пол. Зое почудилось, что перед ней Феликс, настолько
обезумевший сын походил на покойного отца.
То ли грипп так повлиял на здоровье Гриши, то
ли в нем проснулась дурная генетика, несчастная Варина не знала. Но ее жизнь
словно сделала поворот назад. Поправившись, Григорий стал бить мать, но в
отличие от Феликса у парня не бывало минут раскаяния. Молодой человек никогда
не просил прощения, и с каждой неделей побои становились все сильнее. В конце
концов Зоя поняла: если не принять мер, сын ее попросту убьет!
