Хаккетт, похоже, тоже что-то вспомнил, но его опередил Мейтсон.
– Может, и нам попробовать? Порежем фотографии на спирали и наклеим на цилиндр.
– Разве не то же самое уже делали в Гизе? – поинтересовался Пирс.
– Джон Ньюлендс, – перебил его Хаккетт. – Английский химик. Он проделал такую же работу в девятнадцатом веке и подтвердил существование некоей числовой модели. Только Ньюлендс взял за сравнение музыку. В музыкальной гамме семь нот, а с восьмой мы переходим на следующую октаву. Но в том же году Майер открыл в ритме периодичности и более сложную структуру. – Хаккетт улыбнулся, как человек, знающий, о чем говорит. – Восьмой и шестнадцатый элемент – это всегда как бы подъемы, пики, а потом ритм смещается на восемнадцать элементов вместо семи. По периодической системе словно проходит волна… Между прочим, осталось семнадцать минут.
– По периодической системе проходит волна?
– Да, – кивнула Сара. – Это означает, что можно предсказать, где, в каком месте таблицы, появятся следующие стабильные элементы. Существует что-то вроде Атлантиды, некий элемент, проходящий параллельно общепринятой таблице, который еще предстоит открыть. Где-то в группе с атомным числом от ста пятнадцати до ста восьмидесяти.
– Орихалк, – подсказал Пирс.
Сара моргнула.
– Извините? Не поняла.
– Платон. Описывая в первый раз Атлантиду, он отмечал, что ее стены покрыты драгоценными металлами. Золотом, серебром. И самым ценным из всех был загадочный красновато-золотистый металл, называемый им орихалком. В книге сказано, что он светился, как огонь.
– С-60 в чистом виде тоже имеет красновато-золотистый цвет, – напомнила Сара.
– Но орихалк не камень, а металл.
– В Южной Америке, – задумчиво заговорил Скотт, – как гласит одна легенда, когда четыре главных бога выполнили свою миссию, то, прежде чем уйти, они поместили все свои знания и всю свою силу в некий дар, одновременно почитаемый и внушающий страх. Дар этот существовал в виде камня. Камня Накцит.
– Моисей, отправившись на гору, чтобы получить десять заповедей, увидел там камень, на котором они были начертаны пальцем Бога, – напомнила Новэмбер. – И камень отливал голубым. От камня исходил такой жар, что Моисею обожгло лицо, и потом ему до конца жизни пришлось скрывать шрамы.
– Древние камни… древние металлы… – пробормотал Скотт, снова рассматривая фотографию и потирая ладонью щеку. – Периодичность. Скачкообразная последовательность. Я что-то упускаю. Но что?
Гэнт поднялся со стула. Все это было выше его разумения и, откровенно говоря, изрядно раздражало.
– Спутник сейчас переориентируют, – сказал он. – Специально для вас. Хочу посмотреть, как идет заправка самолетов. И позвоню еще раз китайцам, сообщу, что мы собираемся вылетать.
– Каким китайцам? – спросила Сара.
– Всем, кто слушает. Для начала тем, что на корабле.
– А если никто не ответит?
– Тогда останется только помолиться, чтобы нас не подстрелили. Потому что полетим в любом случае.
Майор уже дошел до двери, когда Хаккетт, выглянув в окно, увидел направляющееся к берегу огромное серое десантное судно-амфибию Военно-морского флота США.
– Это еще что такое? – спросил физик, наблюдая за тем, как подбежавшие к машине морские пехотинцы выгружают что-то напоминающее плоский черный гроб. – Что они делают? – Подхватив ящик, моряки поспешно понесли его к базе.
– А, это… Наша тактическая ядерная боеголовка, – с видом знатока объяснил Гэнт.
Он застегнул парку и вышел, а Хаккетт перешел к Пирсу и Новэмбер.
– Хочется надеяться, что орихалк не окажется ураном, потому что в противном случае мы можем навсегда остаться в Атлантиде.
– И что же вы собираетесь делать? – сердито спросила Новэмбер.
– Складировать бомбу, – холодно ответил Гэнт, пропуская пехотинцев с грузом через переднюю дверь.
– В часовне?
– А у вас есть идея получше? Китайцы никогда не оправдаются перед международным сообществом, если обстреляют мирно молящихся американцев.
Сидевшие на скамье неподалеку от алтаря и рядом со стеклянным пингвином Хаккетт и Скотт повернулись. Повозившись с ящиком, моряки в конце концов довольно бесцеремонно бросили его на пол.
– Где-то я это уже видел, – заметил Хаккетт. – Наверное, в «Планете обезьян».
Сара опустилась на скамью около лингвиста. Скотт задумчиво грыз карандаш и напряженно смотрел на фотографию.
– Сколько осталось?
Скотт взглянул на Хаккетта. Физик посмотрел на часы.
– Три минуты.
Скотт громко выдохнул и шлепнул себя по губам. Потом посмотрел на крест за алтарем.
– Черт возьми, когда знаешь, что грядет, на многое начинаешь смотреть иначе.
Сара взяла его за руку и нежно сжала пальцы.
– Откуда вы, Ричард?
Он вздохнул.
– Из Сиэтла. Знаете, есть такой милый город. В нем все как бы сжато, уплотнено. Никаких пригородов фактически нет, так что ты всегда близок к природе. Можно ходить в походы, кататься на велосипеде, плавать под парусом. Повсюду, куда ни посмотришь, горы и озера. Леса… темно-зеленые, густые леса, очень красиво. – Сара согласно кивнула. – Дугласовы пихты. Широколистные клены. Ликерные рябины. Кизил. Можно выйти из города, погулять, вернуться, выпить кофе в «Старбаксе» и при этом чувствовать себя так, словно вы действительно побывали где-то далеко. У нас в Сиэтле двести пятьдесят восемь мостов, самых разных, какие только можно представить. А все потому, что вокруг озера. Есть даже два понтонных. Одни говорят, что в городе слишком много дыр и брешей, как в топографическом, так и в социальном смысле, но, по-моему, мостов так много оттого, что люди не любят сидеть на одном месте. И их ничто не останавливает. – Он помолчал, подумал. – Мне будет всего этого недоставать, если вдруг…
Рядом с усталым стоном пристроился Мейтсон.
– Я однажды ездил в Сиэтл. Всю неделю лило как из ведра.
– А вы откуда? – спросила Сара.
– Из Сан-Франциско. Вы?
– Стил-Уотер, Висконсин. – Сара взглянула на Хаккетта, казалось, целиком погруженного в свои мысли. – А что вы, Джон?
– Я? – Она кивнула. – Я родился на военной базе в Германии. Провел пару лет на Гавайях, потом в Японии. Мы много переезжали. Последние полгода живу в Нью-Йорке, три месяца в году провожу в институте в Санта-Фе. Путешествия… Я часто путешествую. Мне будет недоставать самолетов.
– Но не пищи, – пошутила Сара.
– Да, не пищи, – легко согласился Хаккетт. – Простая пища это… хм… это нечто иное. Но им надо отдать должное… они стараются… благослови их Бог.
Он снова посмотрел на часы, но ничего не сказал.
