В конце концов я добралась до заключительного
портрета, явно сделанного в студии. Анечка, одетая в белое платье с воланами, сидела
на банкетке, чинно сложив руки на коленях. Один из ее пальчиков украшало
старинное кольцо с большим прозрачным бриллиантом, окруженным более мелкими,
темными камнями. Волосы ребенка завили тугими локонами, а на ногах красовались
лаковые лодочки на довольно высокой шпильке. Если учесть, что снимок был сделан
много лет назад, то становится понятно: Анечку нещадно баловали. В те годы
детей не водили в парикмахерскую на укладку, не украшали ювелирными изделиями и
не разрешали щеголять на каблуках.
– Аааняяя, – протянул Ким Ефимович и зарыдал.
Я испугалась и кинулась искать Яну. Сиделка
была в спальне, узнав о случившемся, она схватила какое-то лекарство и
поспешила в гостиную.
После того как Ким Ефимович был успокоен,
умыт, напоен в неплановом порядке чаем и снова усажен в гостиной, Яна с
укоризной сказала:
– Зачем вы дали ему альбом?
Я попыталась оправдаться:
– Он сам попросил. Дед, оказывается,
соображает.
Сиделка покосилась на Бусыгина.
– Моментами да. Ладно, раз Ким Ефимович
задремал, расскажу. У него была внучка, Анечка. Девочка лет в двенадцать стала
жертвой педофила. За пару дней до трагического происшествия дедушка отвел ее
фотографироваться в студию, он хотел, чтобы внучку-красавицу сняли в кино, и
собрался передать портфолио на Мосфильм, но не успел. Анечку он очень любил!
Видели у нее на пальце кольцо?
– Не детское украшение, – отметила я.
Яна кивнула.
– Бусыгины никогда, как я понимаю, не
бедствовали. Ким Ефимович был генералом, баловал жену, покупал ей украшения.
Это кольцо он супруге из Питера привез, там в прежние времена в скупках можно
было найти очень ценные вещи. Ане очень нравился перстенек, вот дедушка и
запечатлел ее с ним.
Я встала, раскрыла альбом и внимательно изучила
снимок.
– Где сейчас эта вещица?
Яна понизила голос до шепота:
– Тут, знаете, трагедия. В день, когда Аню
похитили, она без спроса взяла перстень и отправилась с ним в кино. Глупая
девочка решила пофорсить, не понимала, что привлечет внимание грабителей.
Бабушка не сразу хватилась пропажи, когда девочку убили, ей не до брюликов
было. Маньяка поймали и осудили, и лишь после того, как приговор привели в
исполнение, бабушка вспомнила об украшениях. Глядь, а кольца нет. Только тогда
внук Аник признался: Аня ушла в кино с перстнем. Мальчик боялся сказать об этом
раньше, не хотел, чтобы ему еще и за драгоценность досталось.
– Не брат же прихватил бабушкино кольцо, –
удивилась я.
Яна покосилась на Кима Ефимовича.
– Ну конечно! Но дедушка во всех несчастьях
обвинил внука. Жизнь повернулась к генералу черной стороной – жена и дочь
скончались, зять женился на другой, со стариком остался один Аник. Вот
правильно говорят: не плюй в колодец, пригодится воды напиться! Юноша мог
сказать деду: «Прессовал меня с тринадцати лет, обзывал убийцей, вот и живи в
старости как хочешь!» А разве мальчик был виноват? Но Горынычу повезло, внук
вырос порядочным человеком.
– Кому повезло? – переспросила я. – Горынычу?
Яна тихонько хихикнула.
– Анечка деда за гневливый характер Львом
Горынычем окрестила. С ее легкой руки генерала все за глаза так звали.
– Наверное, милый был дедушка, – протянула я.
– С мужиками вообще непросто, – принялась
философствовать Яна, – а уж если они на работе большие начальники, то полный
караул. И военные самые худшие. У меня отец не генерал, всего лишь
подполковник, но спорить с ним невозможно. Дома как на плацу: ать два, левой,
молчать, исполнять, бегом и с песней!
– Вы так хорошо знаете семейную историю
Бусыгиных… Аник, наверное, часто сюда приезжает. Он и поделился сведениями? –
предположила я.
– Нет, внук Кима Ефимовича в «Солнечном парке»
не появляется, – после некоторого колебания возразила девушка. – Я видела его
один раз, мельком. На место сиделки было несколько претенденток, Анкибу
Николаевич прочитал все резюме, биографии, ознакомился с рекомендациями и
принял положительное решение обо мне. Вот тогда и состоялся наш с ним разговор.
Анкибу Николаевич передал мне медкарту дедушки и сказал: «Если хорошо
присматривать будете, рассчитывайте на премию к праздникам». Но я не из-за
денег стараюсь, Ким Ефимович хороший, я привыкла к нему, считаю родным. Мне его
внук ничего об их прежней жизни не говорил.
– Тогда откуда столь подробные сведения? – насела
я на Яну. – И где паспорт старика?
Глаза девушки быстро забегали из стороны в
сторону.
– Ну… сам Ким Ефимович вспоминает… иногда
кое-что, – в конце концов промямлила она.
– Аник перевел деда в пансион после того, как
у того случился инсульт. Сейчас старику лучше, но Бусыгин способен произносить
лишь отдельные короткие слова, ему не составить серьезный рассказ. Уж извините,
Яна, но вы врете. И где паспорт? – повторила я вопрос.
– Все в целости, – заверила Яна, –
ордена-медали, документы на квартиру, пенсионное удостоверение и прочее. И
паспорт! Вот видите?
– Но один разок паспорт улизнул погулять, –
хмыкнула я, – покатался на карусели и вернулся. Хватит идиотничать! Кто его
брал?
Сиделка принялась креститься.
– Ей-богу, никому бы и в голову не взбрело!
– Кто? – настаивала я.
– Ой, понятия не имею, – зашмыгала носом Яна.
– Ладно, поставим вопрос иначе, кто приходит к
Бусыгину?
– Ночные медсестры, но они никогда…
– Дальше, – прервала я Яну.
– Доктор.
– Хорошо, продолжайте.
– Официантка из столовой приносит поднос с
едой, но она дальше входной двери не ходит, – зачастила девушка.
– Меня интересуют не сотрудники «Солнечного
парка», а гости, так сказать, из города, – уточнила я.
На лице девушки появилось самое честное
выражение:
– Никто не приезжает!
Мне стало грустно. Ну почему большинство людей
так бездарно врет?
– Яна, я сейчас спущусь на рецепшен, и
дежурная через минуту сообщит мне о…
