– Я, – подтвердила Светлана. – Вернее, мы с
Алешей вместе. Наша любовь сильнее смерти! Тебе не понять, что испытывает
женщина, когда она сливается в одно целое с мужчиной. Мы с Лешенькой единый
человек, у нас общая душа, никаких тайн и секретов, все желания совместные. Я
заманивала детей и отдавала их мужу.
Людмилу затошнило, а странная гостья
продолжала:
– Приплести Алену к делу придумал Алеша. Алене
едва исполнилось десять, она неподсудна, если признается, что помогала отцу,
ничего ей не будет. Ну а мне грозит немалый срок. Когда его пришли
арестовывать, Леша попросил разрешения поговорить с дочерью наедине, дескать,
хочу проститься с ребенком. Люди, забиравшие его, чувствовали себя неловко,
ведь арестовывали своего, поэтому, в нарушение всех правил, ему дали пообщаться
с Аленой без свидетелей. Когда Алексея увезли, дочка пошла в ванную и разрезала
себе вены на запястье левой руки. По счастью, я была настороже, ворвалась в
санузел, и трагедии не случилось. Несколько дней я обрабатывала Алену и в конце
концов внедрила ей в голову мысль – она должна спасти своих родителей. Потом
отправила мужу в СИЗО с тайной оказией записку, и Алексей заявил об участии в
деле дочери.
– Зачем ты мне все это сообщаешь? – затряслась
Людмила.
Светлана указала на кольцо:
– Забирай его себе. Взамен поговори с Вадимом,
открой ему правду, скажи, что я признаюсь во всем, подпишу протокол. Но с
небольшим условием: Филиппов приедет ко мне домой, будем беседовать на моей
территории.
– Почему бы тебе самой с ним не связаться? –
пролепетала Людмила.
Светлана поджала губы.
– Я все сказала. Жду Вадима сегодня в любое
время, хоть ночью. Не надо быть слишком любопытной…
Рассказчица помолчала. А затем подвела итог
того дела. Алексея Фурыкина приговорили к высшей мере, его жену Светлану
посадили, а их дочь Алену отдали на воспитание родственнице. Девочке сменили
все данные, выписали новое свидетельство о рождении, что с ней стало, Филиппова
не интересовалась. Кольцо осталось у жены следователя. Сначала оно хранилось в
шкатулке, но после смерти супруга Людмила Николаевна начала носить самые
дорогие вещи на себе, из боязни, что в квартиру, пока она на работе, залезут
воры.
Собеседница закашлялась, я терпеливо ждала,
пока она справится с приступом. На мой взгляд, более чем неразумно ходить по
Москве, сверкая бриллиантами, ведь среди преступной братии есть не только
домушники, но и грабители, нападающие на людей в транспорте, в магазине, на
улице. Людмиле Николаевне следовало бы арендовать банковскую ячейку и спрятать
там ценности. Хотя, вероятно, она не знает о существовании такой услуги, вот и
решила, что безопаснее не расставаться с украшениями, чем топить их в варенье,
прятать в банках с крупой или в морозильнике.
Людмила Николаевна вытерла слезы, выступившие
от кашля.
Я нашла момент подходящим и задала вопрос:
– Кольцо у вас отняла дилер фирмы «Фрим»?
Она кивнула. Я не скрыла своего удивления:
– Но почему вы не заявили в милицию? Были
свидетели, ваши сотрудницы Катя и Оля. Девушки видели, как вы убежали, а
коробейница рванула следом.
Вдова Вадима Петровича прижала ладони к щекам.
– Та тетка сказала: «Немедленно верните мне
кольцо. Оно не ваше, являлось семейной ценностью, принадлежало другой женщине,
и теперь это единственная память о ней. Вы пособница убийцы».
– И вы испугались, – констатировала я. –
Сбежали, чтобы дилер не затеяла публичный скандал, а та вас догнала, побила и
отняла перстень?
– Нет, не так, – прошептала Людмила
Николаевна. – Я увидела у нее на левом запястье уродливый шрам и сразу
сообразила: ко мне явилась Алена, дочь Светланы, она хочет получить семейную
реликвию назад. Больше-то никто не знал о драгоценности! Но я же за нее
заплатила, выполнила все просьбы сообщницы маньяка, а Вадим Петрович костьми
лег, чтобы Алене сменили документы и отдали ее родственнице… Вот я и побежала!
Но меня никто не бил. Да, та женщина меня догнала, схватила за плечи, стала
говорить про какого-то мальчика, чью жизнь она спасает. Я ничего не понимала,
просто сунула ей в руку перстень и понеслась от нее как угорелая. Споткнулась,
упала лицом на скамейку, расшиблась. А вы правда вернете мне перстень?
Глава 24
Я почти не помню, как оказалась в своей
машине. В голове, словно чугунные шары, перекатывались мысли. Вера никогда не
рассказывала мне ни о своих детских годах, ни о школьной поре. Она вообще не
любила воспоминаний. Савельева всегда повторяла:
– Прошлого уже нет, будущее еще не наступило,
давайте наслаждаться здесь и сейчас. Какой смысл рыться на заваленном старьем
чердаке, когда можно выйти в сад и восторгаться цветущими растениями?
Я слышала, что родители Астаховой погибли на
пожаре. Девочку подняла на ноги тетя, теперь покойная. И у Верушки на левом
запястье есть некрасивый рубец. Подруга несколько раз обращалась к врачу, но ей
сказали: «Если хотите привести руку в порядок, потребуется операция, ее делают
под местным наркозом». Вера испугалась и оставила все как есть.
К хирургу подруга ходила много лет назад, а
сейчас, наверное, придуманы другие методики, чтобы сгладить косметический
недостаток, но Савельева приняла решение забыть об отметине. Однажды я
бесцеремонно спросила:
– Где ты поранилась?
Вера замялась:
– Так, детская глупость.
– Резала вены от несчастной любви? –
предположила я.
В ответ последовала неадекватная реакция.
– Я никогда не возьму в руки бритву! – заорала
всегда спокойная Астахова. – Чего пристала?
Я, пораженная неожиданной грубостью,
промямлила какие-то извинения и умчалась домой. На следующий день Вера пришла
ко мне с повинной головой.
– Дашута, прости! – забормотала она, стоя на
пороге. – В детстве мы с приятелями полезли в чужой сад нарвать яблок. И нас
застал хозяин, все убежали, а мне не повезло, я упала и наткнулась на колючую
проволоку. Кровь хлестала фонтаном. Меня даже никто не отругал за попытку
воровства, так взрослые перепугались. В деревне имелся медпункт, местная
фельдшерица наложила швы, да, видно, плохо обработала рану, началось нагноение.
Мама отвезла меня в Москву, положила в больницу, там сделали операцию. Я
натерпелась боли и страха, рана заживала плохо, поэтому рубец остался. А еще в
то лето погибли мои родители. Понимаешь, почему я психанула?
Я обняла подругу.
