Одна из моих французских подруг, Надин
Леклерк, служит в большом отеле. Она рассказывала, что у портье есть система
тайных знаков, при помощи которых они «маркируют» постояльцев. Допустим, буква
«к», приписанная к имени гостя, первая от слова «кошон»,
[1]
означает, что
данное лицо безобразничает в номере, «а», от слова «аржан»,
[2]
– говорит о
щедрых чаевых, которые раздает гость. Наверное, и в авиакомпаниях пользуются
нехитрым шифром, и что-то сейчас подсказывает мне, что буква «i» – сокращение
не от «идеального обслуживания», а от слова «идиот».
Но не буду живописать отлет домашних в Париж,
вернусь в то утро, когда меня на рассвете выдернул из сладкого сна настойчивый
звонок телефона. Сообразив, что трубку снять больше некому, я схватила ее и
сердито рявкнула:
– Слушаю!
– Утка прибудет в четверг, – раздалось в
ответ.
На секунду я оторопела. Потом, подавив желание
сказать: «Шпион живет этажом выше»,
[3]
возмутилась.
– Неужели вам не стыдно? Посмотрите на часы!
Беспросветная рань!
– Ты чего? – заявил, совершенно не смущаясь,
незнакомец. – Уже девять, народ давно встал!
Я разозлилась еще сильнее.
– У вас будильник вверх ногами перевернут!
Шесть часов!
– Так то в Москве, – обрадовался мужчина, – а
у нас люди давно на огородах. Дашута, ты меня не узнала? Это ж я, Кирюха, мы с
женой у тебя в Ложкине весной гостили.
Я постаралась изобразить радость.
– Кирилл! Извини, спросонья я плохо соображаю!
– Я решил сказать тебе «спасибо» за отличный
отпуск, – сообщил знакомый.
– Пожалуйста, – вежливо ответила я.
Действительно, в конце марта нам на голову
неожиданно свалился мой приятель студенческих лет, проживающий сейчас в городке
за несколько сотен километров от Москвы. Кирилл и Лена Ласкины провели в
Ложкине почти сорок дней, уехали они тридцатого апреля, а сейчас середина июня.
Кирюха слегка задержался с изъявлениями благодарности. С другой стороны, лучше
поздно, чем никогда.
– В знак нашей любви к тебе, – торжественно
провозгласил Кирилл, – посылаем тебе утку.
– Живую? – оторопела я.
Ласкин абсолютно серьезно ответил:
– Нет, потрошеную. Попробуете домашнюю
утятинку с хорошим жирком. Это тебе не магазинная замороженная дрянь, а
настоящая птичка. У вас в Москве все хорошо, дома красивые, метро, театры-музеи
и так далее, а вот со жратвой кирдык, яйца несвежие, молоко порошковое, яблоки
пластиковые… мы с Ленкой прям изголодались. В общем, встречай завтра поезд,
вагон семнадцать, место десять, Анна Сергеевна Тяпа. Это фамилия такая, она
тебе посылку передаст.
И что я должна ответить благодарному Кириллу?
Сказать правду: огромное спасибо, но у нас никто не будет есть жирную утку, мы
предпочитаем еду диетическую, куриную грудку без кожи, например, – показалось
мне невоспитанным. Я изобразила бурный восторг.
– Ой, как здорово!
– Самую большую тебе выбрал – пять кило! –
уточнил Кирилл. – Поезд прибывает в десять тридцать утра. Смотри не опоздай.
Еще раз лживо изобразив восторг, я повесила
трубку и пригорюнилась. Подсчитаем боевые раны: сначала Ласкины жили у нас
больше месяца, и каждый день их пребывания сопровождался тайным вечерним
собранием семьи в моей спальне, мы решали: кто завтра отвезет гостей в Москву,
поведет их по магазинам-ресторанам-кино-выставкам, а затем доставит в целости и
сохранности в Ложкино. А теперь угадайте, кому почти всегда доставалась
почетная роль шофера и экскурсовода в одном флаконе? У всех находились
неотложные дела. Зайка готовила пилотные выпуски новой программы и пропадала в
Останкино, Аркадию предстоял сложный процесс, и наш адвокат метался между СИЗО
и своим офисом, Дегтярев шел по следу серийного маньяка, Маруську попросили
приглядеть за лабораторными животными, их требовалось кормить ровно через сорок
восемь минут, ни секундой раньше, ни мгновением позже. Одна я, по мнению членов
семьи, праздно валялась на диване.
Пять с лишним недель я развлекала Кирилла с
Леной и не смогла удержать счастливой улыбки, когда они отбыли домой. И вот
теперь Ласкины решили изъявить благодарность, и сегодня мне снова пришлось
вскакивать ни свет ни заря, чтобы встретить поезд, который прибывает в Москву в
тот час, когда я обычно пью кофе. Прибавьте ко всем неприятностям внезапно
хлынувший дождь, отсутствие зонтика в моей сумке, босоножки, весьма необдуманно
надетые мною для похода на вокзал, и вы поймете, какие чувства я сейчас
испытываю к Ласкиным и ни в чем не повинной тушке утки. Меньше всего на свете
мне хотелось идти почти босиком по грязным лужам, но деваться-то некуда. Если я
не заберу утку, Кирилл с Леной обидятся!
Глубоко вздохнув, я пошла по платформе, разыскивая
семнадцатый вагон. Спустя минут пять мне стало ясно: его нет, состав
заканчивается шестнадцатым. Следующие четверть часа я, как испуганный лось,
металась вдоль поезда, поскольку великолепно знаю, что нумерация может идти
вразнобой. Но в конце концов пришла к выводу: в этом поезде нет и никогда не
было вагона под нужным мне номером и о женщине с благозвучной фамилией Тяпа
никто не слышал. Впрочем, была и хорошая новость: я так промокла, что перестала
замечать дождь.
Потерпев сокрушительную неудачу, я побежала к
своей припаркованной машине и наткнулась на прелестную компанию, состоявшую из
гаишника и эвакуаторщика, которые уже успели водрузить мой автомобиль на
платформу. Упрашивать братьев-разбойников пришлось довольно долго, но в конце
концов оба, вполне довольные полученной мздой, удалились восвояси.
Я перевела дух, оценила свои потери, хотела
отправиться в Ложкино, и тут зазвонил телефон.
– Тетя Даша, привет, – зачастил веселый
голосок, – это Ира Савельева. Как дела?
Воспитанный человек не должен отвечать на
такой вопрос правду, поэтому я незамедлительно воскликнула:
– Замечательно. А у тебя?
– Мне нужна твоя помощь, – объявила Иришка.
– А что надо делать? – предусмотрительно
спросила я.
Ира еле слышно зашептала:
