– Вот как алкоголичка получила возможность
провернуть аферу с пенсией! – воскликнула я. – Паспорт-то остался дома, ваше
имя с фамилией назвала врачам «Скорой» соседка Раиса, и ясно теперь, отчего
Марина пребывает в уверенности, что мать не вернется. Документов нет, у старухи
амнезия, ее отправят в муниципальный дом престарелых. Пока государство
разберется, кто такая Королькова, пройдет немало времени. А может, мать сгинет
в приюте.
– Ни о чем она не думала, – вмешалась Анна, –
просто хотела денег зацапать и радовалась, что я пропала.
– Открытку Раисе о жизни в санатории вы
отправили?
– Да, – кивнула Королькова.
– Зачем?
– Не хотела, чтобы она начала меня искать,
полагала, что Рая увидит письмо и успокоится.
– Но вы совершили ошибку! Если написали
весточку, значит, не больны амнезией! Помните о Раисе!
– Возможно, ты права, – равнодушно сказала
Аня, – но этого никто не заметил.
– Люди в штатском, которые много лет назад
приезжали в Дураково-Бабкино и по воспоминаниям соседки Стефановых, бабы Веры,
перерыли весь их участок, были сотрудниками КГБ. Они искали какие-то материалы
по делу Юрия или оружие, – протянула я.
Анна пожала плечами.
– Очевидно. Стандартная процедура после ареста
– обыск в доме и на даче. Но я об этом ничего не знаю!
– Леня умер в припадке эпилепсии, Андрей
Григорьевич скончался от инфаркта, когда узнал о том, что натворил Юрий, Глеб
спился. Вас не расстраивает судьба Стефановых? – поинтересовалась я.
Анна отрезала.
– Нет!
– Но вы помогаете Алевтине Глебовне! Представились
медсестре ее дочерью, тратите на безумную старуху немалые деньги!
Королькова опустила уголки губ.
– Это не имеет отношения к теме нашей беседы.
Ты хотела отыскать свою мать, Анну Королькову. Я уважаю твое желание и пошла на
определенный риск, чтобы сказать: ты дочь Светланы Барабас и Юрия, старшего
сына Афанасии, отданного ею на воспитание в семью Стефановых. Все. Конец. Нам
больше нечего обсуждать! Что же касаемо Алевтины Глебовны… Считай, что я,
заботясь о ней, пытаюсь купить себе место в раю!
– Но откуда вы узнали, что приемная мать Юрия
жива? – пыталась я утолить любопытство. – Кто такой Лев? Где вы сейчас живете?
Под какой фамилией? Зачем продали бокал? Знаете его истинную стоимость? Где
музейные ценности? Откуда Водоносов узнал о вашем деле?
– Девочка, ты становишься назойливой, –
прохрипела Королькова, – узнала про свою мать и до свиданья! Я рассказала
правду из хорошего к тебе отношения, не заставляй меня жалеть об этом!
Анна резко встала и уронила со стола ложку, я
наклонилась, чтобы ее поднять, и увидела ноги старухи, обутые в практичные
сапожки на устойчивой каучуковой подошве, на левом мыске виднелось небольшое
темно-красное пятнышко, едва различимое на велюре. Я выпрямилась и, сжимая
ложечку в руке, стала неотрывно наблюдать, как полная дама бойко семенит к
двери. Вот она вышла на улицу, мелькнула за широким окном кафе и смешалась с
толпой.
– Хотите расплатиться? – спросила официантка.
Я перевела взгляд на девушку и растерянно
сказала:
– Это невозможно!
– У вас нет денег? – занервничала та.
– Нет-нет, – опомнилась я, – несите счет!
Домой я вернулась в шоке. Я нашла Анну
Королькову, но она мне не кровная родственница. Моей мамой оказалась Светлана
Барабас, значит, я внучка Якова, академика, работавшего на оборону. Похоже, на
мне природа отдохнула, я с трудом выучила таблицу умножения и так и не освоила
дроби. До сих пор не могу понять, почему пример 0,5: 0,5 имеет ответ: единица?
Ну как может получиться один, если мы делим одну половину на другую? Это еще
более загадочно, чем существование снежного человека!
Я потрясла головой и решительно сказала сама
себе:
– Ну, хватит, надо отдохнуть. Завтра подумаю
над проблемой!
Читать не хотелось, на глаза попался купленный
недавно на «Горбушке», но так и не просмотренный диск «Подвалы Лубянки».
Я включила видеоплеер, легла на кровать и
стала одним глазом смотреть на экран. Ничего нового в ленте не было, обо всем я
уже слышала раньше, мне стало скучно, рука потянулась к пульту, но тут внезапно
камера продемонстрировала знакомый предмет, а голос за кадром сказал:
– В советские годы было много абсурдного.
Сотрудники КГБ часто не рассказывали о месте своей работы родным, тщательно
соблюдали тайну. Но чекисты получали продовольственные заказы, и посмотрите на
это!
Я уставилась на экран, сон пропал, словно его
и не было. Я нашла деталь, которая явилась последним куском пазла, сейчас он
собрался весь!
Я сбегала в гардеробную, потом вошла в спальню
Дегтярева и, держа в руках железную коробку из-под конфет, некогда подаренных
мне на Восьмое марта Фимой Пузиковым, сказала:
– Мне очень нужен твой совет!
– Ну тогда понятно, – откликнулся полковник.
– Что? – удивилась я.
Александр Михайлович, продолжая сидеть в
уютном кресле, положил ноги на пуфик.
– Завтра обещают тридцатиградусный мороз, за
ночь температура резко упадет. Я все удивлялся, от чего такой катаклизм! Но
сейчас появилась ясность: тебе нужен мой совет, и природа потрясена. Мой!
Совет! Тебе?!!
Я плюхнулась на диван.
– Слушай и не перебивай!
Когда мой рассказ завершился, часы показывали
три ночи. Александр Михайлович некоторое время сидел молча, потом сказал:
– Здесь нельзя действовать с бухты-барахты.
– Понимаю, – кивнула я.
– Мне придется кое-что уточнить!
– Естественно.
– Водоносов скончался, Анна, откровенно
поговорив с тобой, полагает, что ты успокоилась, – протянул Дегтярев. –
Королькову взбудоражил твой визит к Алевтине Глебовне. Значит, ты уверена, что
таинственный Лев, бородатый художник, убил Равилю Ахметшину, которая изображала
Королькову?
Я кивнула.
