Марлена подружилась с Афанасией. Несмотря на
то что та была взрослой женщиной, имевшей сына, а Мара вчерашней школьницей,
отношения у врача и медсестры были близкими, девушка бывала в гостях у Фаси и
скоро узнала о ее страсти к картам. Через некоторое время Мара поняла: семейной
жизни Афанасии не позавидуешь, между ней и мужем нет любви.
Как-то раз Марлена не выдержала и спросила у
Афанасии:
– Зачем ты живешь с Михаилом?
– Отличный вопрос, – засмеялась Фася, – ты не
заметила, что мы женаты?
– Похоже, вы не любите друг друга, –
бесцеремонно заявила Мара и тут же прикусила язык.
Но Афанасия не рассердилась, она лишь пожала
плечами:
– В браке пылкость чувств исчезает быстро,
потом начинаются будни.
– Лучше повеситься, чем спать с мужем по
привычке! – воскликнула Мара.
Фася усмехнулась:
– Ох какая же ты молодая! Доживешь до моих
лет, поймешь – семья строится не на страсти.
– А на чем? – заинтересовалась Мара, которая
имела перед глазами вечно пьяного отца и постоянно беременную очередным
нежеланным ребенком мать.
– На взаимоуважении, порядочности, надежности,
– начала загибать пальцы Фася, – финансовом благополучии.
– Ты получаешь больше Михаила, – не
успокаивалась Марлена, – а разве не мужчина обязан обеспечивать семью?
– Какая разница, кто зарабатывает, –
улыбнулась Афанасия, – главное, что у семьи есть средства.
– Все равно странно, – протянула Марлена, – ты
вкалываешь, ведешь хозяйство, прибегаешь домой в девять вечера и несешься к
плите. А Михаил возвращается в районе четырех и ложится на диван с книгой! Он
тебе не помогает!
– И прекрасно, – усмехнулась Афанасия, – не
дай бог, он захочет посуду помыть – тарелки перебьет.
– Какая от него тогда польза? – раскипятилась
медсестра. – Зачем ты его завела?
Афанасия расхохоталась.
– Завела! Отличный глагол, но так говорят о
животных, вот хомячка можно завести, а я вышла замуж! Миша мне нравится, он
терпелив, спокоен и снисходительно относится к жене-картежнице. Ты права, я
много зарабатываю, но могу за один вечер просадить громадную сумму. Михаил меня
никогда не ругает, даже сочувствует.
– Но ты можешь и выиграть! И потом: сама
деньги добыла, вот и делаешь с ними что хочешь! – не сдалась Мара.
– Ох дурочка, – снисходительно сказала
Афанасия, – давай так, ты выйдешь замуж, родишь ребенка, и тогда потолкуем. Я
ценю в Михаиле его отношение к Игорю, он стал мальчику настоящим отцом. А ты
бываешь в нашем доме и знаешь: Игорь трудный подросток.
Марлена автоматически кивнула. Сын Афанасии
рос настоящим разгильдяем, он плохо учился, думал лишь об удовольствиях и
девочках, мог прогулять школу, частенько врал матери и, как казалось Маре, был
нечист на руку. Прямых доказательств воровства у нее не было, но один раз
Марлена заглянула к Фасе домой, получив зарплату. Возвращаясь из гостей, медсестра
спустилась в метро, открыла кошелек и обнаружила, что пачка купюр в отделении
стала тоньше, в ней не хватало нескольких сотен
[12].
Марлена отлично помнила,
как, получив в кассе ассигнации, она аккуратно поместила их в портмоне и,
никуда не заходя, приехала к Афанасии. Дома у подруги был только Игорь, сумку
Мара оставила в прихожей. И куда испарились деньги? Но не пойман, не вор.
Марлена сделала определенный вывод и с тех пор, заглядывая к Фасе на огонек,
никогда не оставляла свой кошелек без присмотра.
Так что Игорь не очень нравился медсестре, вот
почему она кивнула, когда Афанасия упомянула о трудностях в воспитании сына. Но
тут Мару осенило.
– Что значат твои слова: «он стал мальчику
настоящим отцом»? – воскликнула Кирпичникова. – Разве Михаил Игорю не родной?
– Нет, – чуть помолчав, ответила Фася, – сын у
меня от первого брака. Миша его отчим.
Марлена хотела сказать, что Михаил
замечательный человек, раз он пытается воспитывать противного Игоря, но
удержалась от обидного для Фаси замечания.
Чтобы получить направление в институт,
следовало три года отработать на предприятии. Мара терпеливо делала уколы и
различные процедуры больным, она твердо шла к своей цели, мечта стать хирургом
становилась день ото дня крепче.
Когда рабочий стаж Марлены составлял два года,
ее мать родила двойню и умерла в больнице. Отец запил еще сильнее, двенадцать
детей остались фактически сиротами. Мара растерялась, она была не готова встать
во главе семьи, но отец-алкоголик конкретно приказал:
– Ты старшая, обязана всех воспитывать.
Девушка откровенно сказала:
– Я хочу поступать в институт!
Пьяница пустил в ход кулаки, и Мара сбежала из
дома, прихватив нехитрые пожитки. Некрасивый поступок, но никаких нежных чувств
к своим братьям и сестрам девушка не испытывала, она искренне считала, что
маленьким детям будет лучше в интернате, а две старшие сестры, которым
исполнилось семнадцать и пятнадцать, вполне способны работать. Но все же
рассказывать о побеге из семьи на службе не хотелось. Марлена сняла комнатку в
коммуналке и никому, даже Афанасии, не сообщила о смене адреса.
Как-то раз Мара после дежурства отправилась
домой, села в метро, доехала до своей станции, вышла на платформу, сделала пару
шагов и подвернула ногу. Щиколотка немилосердно заболела, девушка допрыгала на
здоровой ноге до скамейки, села и услышала сзади почти родной голос.
– Очень тебя прошу, прекратите общение!
– Ты не можешь этого требовать, – ответил
басок, который тоже показался Марлене знакомым.
Медсестра оглянулась, за ее спиной находилась
другая лавка, на которой сидели… Фася и незнакомый парень.
– От вашей дружбы лишь хуже будет, –
заискивающим тоном сказала Афанасия.
– Это нам решать, – отрезал юноша.
В голосе паренька прозвучали знакомые ноты, и
Мара еще раз украдкой оглянулась. Ее охватило удивление: кто это? Медсестра
видела только профиль незнакомца, чуть вздернутый нос, выдающийся подбородок,
темные кудрявые волосы, не по-мужски длинные, загнутые вверх кукольные ресницы
и родинку над капризно изогнутой верхней губой.
