Я опять собралась напомнить, что муж «бывший»,
но тут до меня с запозданием дошло: я же стала жертвой психически ненормального
литератора. Нужно отделаться от персонажа с псевдонимом Благородный. Горя
желанием вернуться к теледетективу, я совершила роковую ошибку.
— Хорошо, вы правы, жена имеет над мужем
власть. Но встаньте на мое место! Каким образом я могу продвигать роман,
который не то что не читала, а даже не видела!
— Он гениален!
— Это ваше утверждение!
— Книга великая!
— Охотно вам верю, но я с ней не знакома.
В трубке засопели, а в моей душе запели
соловьи. Даже на самого последнего графомана должен подействовать аргумент о
непрочитанном романе.
— Лучшая книга достойна экрана? — неожиданно
спросил собеседник.
— Да, — с легкой душой подтвердила я.
— Ладно, завтра вы получите экземпляр, —
заявил писатель, потом понеслись гудки.
На следующий день, ровно в десять утра, Ирка
протянула мне пакет из плотной коричневой бумаги, на котором красным
фломастером значилось мое имя.
— Что там? — удивилась я.
— А не знаю, — ответила домработница, — нашла
у калитки, бросили в нашу почту. Толстый, однако, похоже, внутри книга!
Я разорвала упаковку и вытащила самодельное
издание на «пружинке». «Благородный В. „Десять негритят“ — стояло на титульном
листе.
Взяв роман, я пошла в сад и улеглась на
раскладушку. Название меня в восторг не привело: детектив «Десять негритят»
есть у Агаты Кристи. Если не ошибаюсь, произведение великой англичанки было
многократно экранизировано. Мне из всех киноверсий больше всего пришлась по
душе та, что снята режиссером Говорухиным. Надеюсь, таинственный литератор не
переписал опус старушки Кристи, ограничился лишь заимствованием заглавия.
Подоткнув под спину подушку и сунув в ноги
мопса Хуча, я запустила левую руку в тарелку с орешками кешью, правой открыла
книгу и погрузилась в чтение.
«Серо-синее небо, навевавшее тоску и депрессию
на Владимира, сильно омрачало его настроение, испорченное плохим поведением
Лизы, которая, полная злобы и ярости, сумела вогнать Владимира в колебания
между жизнью и смертью, вызванные ершистыми раздумьями о месте Лизы в его жизни
и неприятием ее измены, чисто духовной, не физической, телесную неверность
Владимир понять мог, но ментальная набрасывала тяжесть психики, чему еще
способствовало серо-синее небо мрачной осени его лета».
Я икнула, отпила воды из бутылки и попыталась
понять смысл длинного и не вполне внятного предложения. Есть некий Владимир. Он
очень расстроен изменой Лизы. Хорошо, читаем дальше:
«Круглые снежинки, нежно вздыхая, падали на
его волосы, тусклые от горя и душевного состояния выхолощенного коня, пегие
пряди ломало нездоровье».
Минуточку, здесь явная несостыковка. Только
что автор упоминал «серо-синее небо мрачной осени его лета», и вот вам снег!
Либо лето, либо осень! И откуда тогда снег?
«Душа томилась пониманием осмысления факта
измены Владимира, который, сделав ложный шаг, вызвал к жизни прелюбодеяния
Лизы, которая отомстила Владимиру, который не захотел остаться Владимиром, став
жалкой тенью того, кого я любила много лет назад и кто согласился стать моей
женой!»
Я перечитала текст. Кто из них Владимир? То
есть автор, он кто? Лиза? Вова? Чья жена какого мужа? Кто кому сколько раз
изменил? И почему автор решил, что он написал детектив? Хороший криминальный
роман начинается с фразы: «Я наступила на руку трупа»
[5],
или на худой конец с
предложения: «С люстры, покачивая ногами, свешивалось тело электрика Петрова».
Решив подкрепиться, чтобы лучше разобраться в
хитросплетениях сюжета, я насыпала в рот новую порцию орешков и сказала
укоризненно смотрящему на меня Хучу:
— Да, дорогой, жизнь несправедлива! И твоей и
моей печени вредны кешью, но ты не способен взять лакомство из шкафа, поэтому и
не ешь его. А я, отвратительная обжора, спокойно лопаю орехи. Но тебе не дам,
потому что забочусь о твоем собачьем здоровье и долголетии. Надеюсь,
«серо-синее небо мрачной осени твоего лета» не станет еще депресивнее от
осознания сей проблемы!
Хуч чихнул, спрыгнул с раскладушки и ушел в
дом. Я попыталась продолжить чтение, но на пятой странице сдалась. К Владимиру
и Лизе неожиданно присоединилась некая Барбара, которую я приняла за человека,
однако через несколько абзацев стало понятно: Барбара — «ментальная сущность
психического образа Владимира, астральное воплощение темного зла светлой души,
оскорбленной изменой духа». В полной тоске я, не вникая в смысл, пролистала
рукопись, открыла последнюю страницу и увидела: «Конец первой части».
Тут мои веки смежились, и я быстренько улетела
в страну снов. Из дремоты меня вырвал звонок телефона.
— Насладились? — забыв поздороваться, спросил
Благородный. — Уж пора бы!
— Да, — малодушно соврала я.
— Гениально?
И что ему ответить? Сказать честно: «Текст
невыносимо скучен и бездарен, я заснула, не осилив первой главы»?
Я не способна на столь откровенные оценки
чужого творчества. Меня воспитывала бабушка, которая частенько повторяла:
— Дашенька, всегда лучше похвалить человека,
чем отругать. Тебе не трудно, а ему приятно!
— Гениально? — повторил писатель.
— Интересно, — обтекаемо ответила я. — Образы
свежи, мысли оригинальны.
— Полянский снимет кино! — возликовал
Благородный.
— Я ничего не могу вам гарантировать! —
испугалась я.
— Он ваш муж!
— Бывший, — заскрипела я зубами. — Пожалуйста,
попробуйте понять, наш брак давно расторгнут, я не имею на него никакого
влияния.
— Вы озвучите свое мнение?
— Да, — пообещала я.
— Будете моим союзником?
— Непременно.
— Книга гениальна?
— Восхитительна, — подтвердила я, мечтая
быстрее избавиться от графомана.
— Меня ждет «Оскар»!
— Конечно!
— Макс снимет фильм?
— Да, — не подумав, брякнула я.
— Обещаете?
