— Наталье Петровне Лиза говорит: «Надо
полностью уничтожить следы пребывания девочки в квартире», но на самом деле у
нее другая, более веская причина.
— Какая? — тут же поинтересовался журналист.
— Рассказчице очень хочется сделать эффектную
развязку, — усмехнулся Александр Михайлович, — давай она ответит на твой вопрос
позднее.
— Ладно, — с легким разочарованием согласился
Павел.
— Но как Лизе попасть к Лукашиной? —
продолжила я. — Килькина предупредила ее о соседках! Каким образом вынести
вещи? Постельное белье, пледы, игрушки… Еще надо снять занавески в маленькой
спальне, они слишком контрастируют с тряпками на окне в большой комнате.
Гинзбург понимает: в двушку Лукашиной приедет милиция, у ментов не должно
возникнуть никаких подозрений.
— Она явно перестраховалась, — усмехнулся
полковник, — мебель-то новая!
— Верно, — согласилась я, — но она ничем не
примечательная и дешевая, а вот плед, занавески, белье, подушки откровенно
детские, с изображениями мишек и других зверушек. Новые диван и стол не
привлекут внимания, но зачем взрослой женщине одеяло с кошечками? Но это еще не
все. Светлану должны пока считать живой, и как поступить?
Я сделала эффектную паузу.
— В момент опасности у некоторых людей очень
хорошо работает голова. И Лиза вспомнила, как пару недель назад пришла в
продюсерский центр, а к ней вдруг направилась толстая баба с возгласом:
«Светка!»
Поняв, что совершила ошибку, тетка сказала:
«Ой, простите, у вас со Светой Лукашиной
одинаковый наряд: желтое с черным приметное платье и такие же туфли!»
Не успела толстуха договорить, как появилась
Лукашина. Гинзбург тогда очень разозлилась, они выглядели как близнецы, но
только у Лизы была дорогая одежда модного итальянского дома, а у Светланы
«пиратская копия» за полкопейки. Но ведь незнакомка их спутала!
Лиза мчится домой, хватает пресловутое желтое
платье, переодевается, распускает волосы, водружает на нос темные очки, быстро
возвращается к дому Светы и входит в ее квартиру. Туда же прибегает и Килькина.
— Вы сошли с ума! — шипит Елизавета. — Сами
говорили про излишне любопытных соседок, зачем приперлись?
— Не волнуйтесь, — успокаивает ее Наталья
Петровна, — никого нет. Одна на выставке котятами торгует, их с мужем машина
отсутствует, другая с любовником на природе. Пока вы домой мотались, ко мне
старшая по подъезду заходила, предупредила об отключении горячей воды и
попросила соседкам сообщить, обмолвилась: «Таня кошку показывает, Лена на
пикнике веселится, а я уезжаю до ночи». Мы можем спокойно перетащить вещи.
Часы показывали половину второго: пока Лиза
моталась домой, возвращалась назад, прошло немало времени. Гинзбург и Килькина
вытаскивают одеяло, плед, игрушки, подушки, занавески и переносят их к Наталье
Петровне…
— А Светлана меж тем где была? — тихо спросил
Павел.
— Она лежала в коме на диване, выглядела
мертвой, — ответил Дегтярев.
— Ну и ну! — покачал головой журналист. —
Дамы-то, похоже, бесчувственные.
— Вовсе нет, — хмыкнула я, — они испытывали
сильные чувства к долларам. Около четырех часов квартира была освобождена.
Лиза, как ей кажется, замела все следы пребывания Вари. Она не побоялась снять
с «трупа» ночнушку и натянуть на Свету то самое, дешевое желтое платье. Чтобы
уж не было никаких сомнений: Света была жива, ходила в пиццерию, принимала у
себя Владимира. Вот только про нижнее белье Лиза забыла, медсестра в клинике
удивилась.
Лиза тщательно обыскала шкафы, сервант…
— Зачем? — спросил Павел.
— Объясню позже, — отмахнулась я.
Закончив устройство дочери у Натальи Петровны,
Лиза вышла на лестничную площадку, сбежала по ступенькам вниз и налетела на
женщину, которая тащила кошачью перевозку. Это была Таня, которая возвращалась
домой. С одной стороны, соседка была страшно довольна удачной продажей котят, с
другой, дико зла на мужа, который напился и толкнул супругу с такой силой, что
та упала и осталась без линз. У Тани сильная близорукость, лица Лизы она не
видит, но различает желто-черное платье, поэтому спокойно говорит:
— Свет, привет.
— Здорово, — понизив голос, хрипло бормочет
Лиза.
Гинзбург испугана, издали их с Лукашиной
спутать легко, но вблизи-то сходства мало.
— Куда бежишь? — задает вопрос Таня.
— За пиццей, — ляпает Елизавета, и тут же
прикусывает язык. Ну зачем она сказала про пиццу? От растерянности,
неожиданности, страха.
Но Таня моментально пользуется ситуацией.
— В микрорайон? Будь другом, зайди в аптеку,
купи мне линзы. И что у тебя с голосом?
— Простыла, — хрипит Лиза, — а в аптеку бежать
некогда.
— Ты же пиццу домой принесешь, — начинает
упрашивать Таня, — понимаешь, я упала, линзы вылетели. Мишка, гад, пьяный во
дворе на лавке спит, домой подняться не смог, вот сволочь! Сюда его на такси везла,
нашу машину на стоянке у выставки бросила. Спасибо, шофер попался не вредный, в
подъезд меня ввел. Света, пожалуйста, я ни хрена не вижу, вот деньги, возьми
мне линзы. Я ж без них сова слепая.
И тут до Гинзбург доходит: незнакомка не видит
ее лица, она отреагировала на яркое платье. Может, использовать ситуацию в
собственных интересах?
— Говори, какие нужны, — старательно кашляя,
согласилась Елизавета.
— Ну, спасибо тебе, — радуется Таня.
Лиза побежала в пиццерию, приобрела там
лепешку. За кассой была хорошо разбирающаяся в моде Арина. Она не только
определила, что на покупательнице дорогой наряд, а не рыночная подделка, но и
заметила у той на руке браслет с брильянтами.
— Как можно было, изображая из себя
малообеспеченную женщину, забыть снять столь приметную вещь? — удивился Павел.
— Хороший вопрос, — согласилась я, — у меня он
тоже возник. И браслет, образно говоря, явился той веревочкой, потянув за
которую мне удалось размотать весь клубок. Но буду излагать события
последовательно, поэтому сейчас просто отвечу на заданный вопрос. Почему Лиза
не сняла браслет? Лучше всего это объяснила продавщица из ювелирного магазина,
сказав, что если камни совпадают с человеком по энергетике, то он не ощущает
изделия, забывает про него, оно становится как бы частью тела.
