Я потрясла головой. Дашутка, отвлекись на
секунду от лака, посмотри на другие детали. Что еще есть в комнате? Домашние
тапочки! Они стоят около кресла пятка к пяточке, носок к носку, здесь же и
кухонная табуретка, на ней постелена газета. Все правильно. Жанна делала
педикюр, сама сидела в кресле, ногу поставила на деревянное сиденье, которое
предусмотрительно застелила бумагой, чтобы не испачкать. Аккуратная девочка.
Вас удивляет, что она устроилась с пилками в гостиной? А меня нет. Жанна
находилась в квартире одна, а телевизор есть только в этой комнате, кстати, он
включен, она смотрела какой-то фильм.
Я поежилась. Чем дольше рассматриваю фото, тем
больше нахожу странностей. Поведение Жанны не укладывается в обычную схему. Она
устроилась с комфортом, сделала так, чтобы не заляпать мебель, аккуратно
поставила тапочки (кстати, они новые, розовые с симпатичным меховым
помпончиком), включила телик, стала красить ногти и… не закончив процесс,
выбросилась из окна, не забыв при этом принести тазик, губку, жидкость для
мытья посуды и отпереть дверь. Ситуация не кажется вам бредовой?
А что там темнеет у выхода из комнаты?
Тапочки! Еще одни, то ли темно-коричневые, то ли черные, дешевые, без всяких
украшений, такие покупают пенсионерки или женщины, считающие, что дома можно
ходить абы в чем, все равно никто не увидит. Одна валяется почти у самой двери,
другая чуть ближе к книжному шкафу. Создается ощущение, что кто-то спешно
убегал.
Я еще раз осмотрела лак, кисточку, розовые
кокетливые пантофли, табуретку с газетой, включенный телевизор, тазик, губку…
вспомнила о недокрашенном ногте — и все поняла.
— Что-то случилось? — тронула меня за плечо
Зиночка. — Вы так странно молчите!
— Зина, — отмерла я, — можете дать мне на
время это фото?
— Честно говоря, не хочется, — откровенно
сказала Шляпкина, — это память о моей молодости.
— Я его верну!
— Ну…
— Мне очень надо! Пожалуйста!
— Право, не знаю, — слабо сопротивлялась
редактор.
— Зиночка, в доме Лукашиных произошло
убийство. Николай Михайлович сразу понял: дело нечисто. Очевидно, Егоров
обладал завидной наблюдательностью и умел выстраивать логические цепочки, но он
не любил милицию и решил самостоятельно заняться расследованием. К сожалению,
журналисту не удалось довести дело до конца. Убийца или кто-то из его
пособников спокойно ходит по земле. И этот снимок — шаткая возможность найти
его! Единственная улика!
— Ладно, ладно, — подняла руки Зиночка, —
хорошо, снимок временно ваш, но, пожалуйста, верните его. Постойте-ка! Вы знали
про Лукашиных, да? Как-то связаны с этой семьей?
— Когда приду возвращать фото, непременно
расскажу подробности, — пообещала я, направляясь к двери.
Глава 29
В прихожей меня поджидало неприятное открытие.
Мои балетки были мокрыми, от них исходил характерный противный запах.
— Жулька! Дрянь! — возмутилась Зина. — Ну что
с ней делать?
— Вроде вы говорили, что в обувь писает
Васька, — напомнила я, — поэтому и велели сунуть туфельки в шляпницу.
— Васька наверх не прыгнет, — закивала
Зиночка, — а Жульке, мерзавке паршивой, все равно, куда балетки поместили, она
везде пролезет! Я забыла предупредить: обувь надо было перевернуть подошвами
вверх. И как теперь пойдете?
— Не знаю, — честно ответила я.
Зиночка открыла шкафчик, порылась в нем и
вытащила грязные кеды.
— Вот, берите, — радушно предложила она, — это
Игорька!
Я посмотрела на отвратительную спортивную
амуницию, покрытую комьями засохшей глины, и отказалась.
— Огромное спасибо, но я не могу лишить вашего
мальчика обуви.
— Ему они давно малы, все равно выбрасывать, —
с наивной откровенностью успокоила меня хозяйка.
— Нет, нет, можно, я ополосну свои туфли?
— И пойдете в мокрых?
— Они матерчатые, высохнут.
— Ванная справа, — указала Зина, — только у
меня стиральный порошок закончился. Хотите, мыло для посуды дам?
— Отличная идея, — одобрила я и, держа вонючие
туфельки на вытянутой руке, направилась в санузел.
Очень прошу, если вам придет в голову идея
постирать вещь при помощи средства для посуды, никогда не осуществляйте ее на
практике. Впрочем, может, я налила слишком много геля на ткань? Бесплодные
попытки избавиться от пены длились минут десять. В конце концов я обула мокрые
туфли, попрощалась с приветливой неряхой Зиночкой и, очень осторожно ступая,
выбралась на улицу. Идти в непросохших балетках было крайне неприятно, и мне
казалось, что от них, несмотря на обильное ополаскивание, все равно пахнет
кошкой. В полнейшем унынии я влезла в «букашку», выехала на проспект и
притормозила у первого же торгового центра.
Войдя в обувной магазин, я попросила
продавщицу:
— Дайте туфли тридцать восьмого размера.
— Выбирайте, — заулыбалась девушка, — все в
зале.
Чавкая балетками, я изучила ассортимент и
пришла к неутешительному выводу:
— Здесь обувь только на каблуках!
— Мода сезона! — подтвердила консультант.
— У меня от них ноги болят, найдите балетки!
— Их нет!
— Тогда кроссовки или кеды, — упорствовала я.
— Спортивной обувью мы не торгуем, —
помрачнела девушка.
Я вышла из бутика и посмотрела на справочный
щит. Увы, в этом торговом центре есть лишь одна «точка» с обувью, пришлось
возвращаться.
— Что хотите? — включила автопилот девушка.
— Туфли без каблука.
— Их нету.
— Солнышко, придумайте что-нибудь, —
взмолилась я, — пришла в гости, а хозяйская кошка написала в мои туфли, я их
постирала, теперь хожу в мокрых, это очень неудобно. С удовольствием бы купила
любые из представленных босоножек, но не смогу вести машину, каблук будет
цепляться за коврик.
Консультант улыбнулась.
— Сама устаю на ходулях, но красота требует
жертв!
— Это точно, — подтвердила я.
