Девушка, которой он клялся в любви до гроба, лежала на последнем столе. Лежала в том же виде, как рубщики тростника нашли ее рано утром, едва успел рассеяться туман, на мелководье под ракитником. Волосы влажны и спутаны. Такие черные. В них запутались бурые, мертвые травинки. И такое бледное лицо. Бескровно зияет перерезанное горло. Праздничное голубое платье сбилось, накрутившись на тело, чулки порваны. Туфли она потеряла.
Крови не было — всю кровь смыло водой. Он протянул руку, коснулся ее щеки.
— О господи, — сказал он.
– ¿La conoce?
[280]
— спросил служитель.
Он навалился на стол, сминая шляпу. Закрыл рукой глаза, пальцы впились в череп. Хватило бы силы — раздавил бы все, что он вмещает. Чтобы не видеть того, что лежит перед ним, и чтобы никогда больше в него ничто не проникало.
— Señor, — сказал служитель, но парень повернулся, протиснулся мимо него и на заплетающихся ногах вышел.
Служитель стал звать его. Стоял в дверях и кричал в пустой коридор. Кричал, что если он знает эту девушку, то должен официально опознать ее. Что надо заполнить положенные бумаги.
По всему долгому распадку Седар-Спрингс-Дро, вдоль которого он скакал, коровы вскидывались, смотрели на него изучающе, потом, не переставая жевать, вновь опускали голову. Всадник знал, что они способны определить его намерения уже по одной только повадке коня. От верховьев распадка он поскакал вверх по склону, перевалил на плоскую вершину и медленно поехал по ее краю. Остановив коня, стал лицом к ветру и долго смотрел, как в пятнадцати милях ползет по долине поезд. На юге тонкая зеленая полоска реки была похожа на черту, которую ребенок провел цветным мелком по лиловой и коричневой пустыне. Дальше, голубовато-бледные и размытые далью, вставали горы Мексики. По всей плоской вершине трава стлалась от ветра. На севере набухала громада грозовой тучи. Низкорослый конь кивнул, но всадник набрал повод и пустил коня дальше. Конь с неуверенным видом все поглядывал на запад. Словно запоминал дорогу. Парень шенкелями посылал его вперед.
— Тебе насчет этого не стоит волноваться, — сказал он.
Он пересек шоссе, потом проехал по западному краю ранчо Макгрегора. Ехал по местам, которых никогда прежде не видел. Под вечер ему встретился всадник, сидевший на неподвижном коне, небрежно скрестив ладони на седельном рожке. Его конем оказался очень приличного вида вороной мерин, глаз которого горел незаурядной смекалкой. Ноги мерина были по колено в буро-красной пыли (тут почва такая), экипировка старинная, времен патронов кольцевого воспламенения, но стремена «визалия», фирменные, а седельный рожок уплощенный и широкий, как кофейное блюдце. Всадник жевал табак, подъехавшему Джону-Грейди кивнул.
— Вам чем-нибудь помочь? — сказал встречный.
Джон-Грейди наклонился, сплюнул.
— Это в том смысле, что я без спросу на вашей земле? — сказал он.
Бросил взгляд на всадника. Молодой, всего несколькими годами старше его. Взгляд бледно-голубых глаз всадника полон неподдельного интереса.
— Я работаю у Мэка Макговерна, — сказал Джон-Грейди. — Небось знаете его.
— Да, — сказал всадник. — Я его знаю. А вы что, все стадо сюда погнали?
— Нет. Во всяком случае, насколько мне известно. Я тут один. Сам себя вроде как сюда погнал.
Всадник большим пальцем коснулся поля своей шляпы, слегка сбив ее на затылок. Они встретились на глиняной заливной пустоши, на которой не только травы, но и вовсе ничего не росло, так что единственное, чем мог шелестеть ветер, — это их одежда. Черная туча сплошной высокой стеной нависла на севере, там тонкой проволокой вдруг показалась беззвучная молния, дрогнула и опять исчезла. Всадник наклонился, сплюнул и подождал.
— Через два дня у меня должна была быть свадьба, — сказал парень.
Всадник кивнул, но парень никак не развил эту тему.
— Я понял так, что вы передумали?
Парень не ответил. Встречный отвернулся, посмотрел на север, потом опять повернулся к нему:
— Может быть, нам дождика оттуда перепадет.
— Может быть. В городе обе последние ночи шел дождь.
— Вы обедали?
— Нет. Вроде бы нет.
— Может, зайдете к нам? Здесь недалеко до дому.
— Нет, лучше мне вернуться.
— То есть это она передумала?
Парень посмотрел в сторону. Не ответил.
— Скоро найдете себе другую. Вот увидите.
— Нет, не найду.
— Нет, правда, давайте к нам, пообедаем вместе.
— Большое спасибо. Но мне надо возвращаться.
— Вы прямо как я. Бывает, втемяшится что-нибудь в голову, и скачешь, скачешь, пока не выветришь…
Джон-Грейди сидел расслабленно, поводья почти не держал. Долго смотрел в сторону, на расстилающуюся вокруг пустыню. Когда он наконец заговорил, встречному всаднику пришлось податься к нему всем телом, чтобы разобрать слова.
— Если бы я мог, — сказал он. — Если бы я мог это выветрить…
Всадник вытер уголок рта костяшкой большого пальца.
— Может быть, вам не стоит прямо сейчас возвращаться? — сказал он. — Может быть, лучше немного подождать тут?
— Ускакать бы куда-нибудь без оглядки. Туда, где было бы не вспомнить ни дня из прежней жизни. Даже если потом придется обратно ползти на карачках. А как приполз — опять ускакать.
— Со мной такое бывало, — сказал встречный.
— Ладно, поехал я.
— Вы уверены, что не передумаете? А то кормежка у нас на высоте.
— Нет, спасибо.
— Что ж…
— Надеюсь, этого дождя перепадет и на ваши земли.
— Благодарствую.
Он развернул коня и направил его на юг по широкому глиняному намыву. Встречный всадник тоже развернул коня и поехал было в сторону гор, но, не успев отъехать далеко, остановился. Сидел и с неподвижного коня смотрел, как парень едет по широкой долине. Долго смотрел. Когда парень исчез из виду, немного привстал на стременах. Как будто еще можно было крикнуть, позвать его. А парень так ни разу и не оглянулся. Давно уже исчез, а встречный все стоял. Бросил поводья и сидел, перекинув ногу через луку седла и сбив шляпу на затылок, потом наклонился, сплюнул и еще раз обвел глазами окрестность. Как будто ее вид мог как-то разъяснить ему, что за тип такой только что здесь проехал.
Когда он преодолел на коне брод и спешился на той стороне среди тополей, растущих на болотине, был поздний вечер и почти темно. Бросил поводья, подошел к хижине, толкнул дверь. Внутри было темно, он постоял в дверях, потом оглянулся наружу. На землю опускалась тьма. На западе небо было кроваво-красным, но солнца уже не было, в воздухе с криками носились мелкие черные птицы, как бывает перед бурей. Ветер протяжно и противно завывал в дымоходе. Он вошел в комнату, постоял. Вынул спичку и зажег лампу, подкрутил фитиль, вновь надел на лампу стекло и сел на кровать, зажав ладони между коленями. В полумраке криво ухмылялся деревянный santo. А вот и его собственная тень — отброшенная лампой, разрослась во всю стену. Нескладный силуэт, который на него и не похож-то никаким боком. Немного посидев, он снял шляпу, дал ей свалиться на пол и, опустив голову, закрыл лицо руками.
