Раппопорт похлопал меня по плечу.
— Правильно сделал. Продолжаем разговор. После ужина — прогулка вдоль моря. После свежего воздуха вино, камин, родство душ перерастает в сплетение тел. Наутро Катя понимает, какой Генрих зануда и насколько Алеша, в сравнении с ним, веселый обаяшка. Затем две-три недели страсти, Леша бросает Катю и — вуа-ля! Дом свободен! Семен Борисович получает диссертацию, Леша деньги, тебе достается ведро антидепрессантов, а мне — всемирная слава.
Операцию тщательно продумали. И целых полторы минуты все шло как надо. Серый человек в серой кепке присел у колеса, но тут же вскочил и убежал. Покрышка зашипела и сникла. Правда, не та, на которую договорились. Хулиган убил правую заднюю. Он думает, мы барсеточники. Водитель пойдет осматривать колесо, мы в это время сопрем сумку, подумал гопник. У нас же были совсем другие планы. Мы сидели поодаль в арендованной машине с очень темными стеклами, ждали, когда Катя выйдет, заплачет, а мы ее утешим. Алеша прятался за углом, нервно грыз воображаемые удила. Лишь только Катя расстроится, Кеша звонит Алеше. Тот показывается и возвращает в мир гармонию.
Я говорил, хорошего хулигана за пять латов не наймешь. За такие деньги он непременно что-то перепутает. Переживая за исход мероприятия, я лично смазал болты на всех колесах. Мы купили Некрасову лучший из домкратов и сияющий ключ с раздвижной ручкой. На солнце принадлежности сияли так, что могли бы использоваться для ослепления самолетов. Купили также белоснежную майку и нежно-голубые джинсы. Алеша спросил, что будет, если он посадит пятно.
— На это и расчет! — ответил Иннокентий. Грязь на белоснежной майке женщину пронзит насквозь. И чем ярче будут отпечатки, тем лучше. Кате должно стать неловко.
Мы прекрасно подготовились. Но гопник проткнул не то колесо. Я бы его заметил. На такое сдутое, дряблое колесо нельзя не обратить внимание, решили мы с Кешей. Любой мужчина бы содрогнулся от его вида. Но Катя вышла из парикмахерской, села за руль и давай чавкать резиной по асфальту. Весело и резво. Необычную тряску она списала на дорожные неровности, видимо.
— За ней! — скомандовал Кеша и озвучил пару наблюдений о дружбе женщин с техникой. Наше корыто не завелось. Прокатная контора подсунула нам покойничка. В отличие от Кати, мы разбираемся в технике и сразу сделали несколько важных предположений.
— Скорей всего, бензонасос, — сказал я.
— Или свечи, — возразил Кеша.
— А может быть, кстати, клапан бензопровода. Там предохранитель нужен на шесть ампер. Если сгорел, то все.
— Удивительно. Она не разбирается, но уехала. А мы все знаем — и стоим.
Стали звонить Некрасову. Он сбросил звонок, просто приехал. Выскочил, прошелся вдоль пустой улицы с ключом и домкратом. Идиот. Заметил нас, побежал через дорогу. Раппопорт замахал рукой, желая прогнать жениха назад, к машине.
— Уехала она, уехала! — кричал он. — Давай за ней! Нет! Стой! Нас возьми!
Катя проскакала пять кварталов и все-таки почуяла неладное. Когда мы ее нашли, незнакомый толстяк с красной шеей уже откручивал ее «фольксвагену» копыто. Кажется, чтобы выйти замуж, ей достаточно выйти на улицу и щелкнуть пальцем. Мы остановились поодаль, стали любоваться. Катя казалась тихим ангелом, замершим на краю океана, где вместо воды — грехи и опасности. Беззащитная такая, ранимая. Алексей запыхтел, ему не нравился добровольный автослесарь.
— Выглядит смущенной, — сказал он.
— Ей неловко за избыточно прекрасные ноги, — предположил я.
— Удивительно все-таки, как одной лишь позой женщина выражает целую страницу психологического текста, — заметил Иннокентий. Он совсем не расстроился. Он обязательно что-нибудь еще придумает, на мои деньги.
— А что, на фразу «ищу спонсора» психологи расходуют целую страницу?
— Ты, Севастьян, грубишь, потому что ревнуешь. В ее позе множество смыслов. Я вижу сразу три только в глазах и положении плечей. А есть же еще талия. И ноги, кстати.
— Озвучь, пожалуйста, смыслы. Интересно.
— Изволь. Первый — благодарность. Катя глазами показывает, какой молодец этот добровольный Винни-Пух. В следующей жизни он родится милым тушканчиком. Второй смысл в плечах — чопорная гордыня. Она знает, как действует магия ее красоты — колесо само собой поменяется на исправное. Третий, самый точный смысл, в наклоне головы — снисходительность. Катя разрешает этому человеку менять колесо. Таких хоббитов тьмы и тьмы. Все с домкратами и баллонными ключами. А она — одна.
— А ноги?
— Он на них смотрит. Думаю, он будет помнить эти двадцать минут у этих ног, пока дядюшка Альцгеймер не постучится в черепушку. Заметьте, она подошла достаточно близко, чтобы мужчина впал в транс. Но не настолько, чтобы он потерял сознание. Лишь колесо встанет на место, она сделает шаг назад — и толстяк очнется непонятно где, на обочине, в странной позе.
Все так и вышло. Конечно, она улыбнулась и что-то приветливое сказала спасителю. На прощание. Потом села и уехала. А он остался стоять с перемазанной рожей. Вот так и со мной будет. Однажды утром я ее не увижу — и все.
Передумал гадить
Миллионер Семен Борисович захотел узнать, как все прошло. Не-не, говорит, по телефону не надо, встретимся за ужином. Настроение у всех было — так себе. В честь итальянской пьесы, с которой все началось и в которой женщины куда менее капризны, Некрасов заказал кьянти и пасту. По лицу его было видно, насколько здесь не Италия. Раппопорт пилил стейк так, будто это плоть того красавца из института физкультуры, что увел первую Кешину любовь. Кеша сказал:
— Жирная пища подавляет депрессию. Свинина — лучший наш друг в минуты неудач.
Я заказал утку в медово-томатном соусе. Ждал долго. Принесли какую-то мумию ящерицы с помидорами. Не знаю, сколько протянет мир, в котором так ненавидят уток.
И только Семен Борисович был весел. Хлюпает свой сырный суп. У него диета. Он хочет нравиться юным шалавам не одним только кошельком.
— Что думаете предпринять? — спросил богач. — Может, все-таки организуем нападение? Мои охранники — золотые ребята. Могут сами себя отдубасить, но со стороны покажется, будто всех положил Алексей. Очень достоверно.
— Нет… Катя не купится.
— Тогда пожар? Никто не знает, этот дом застрахован?
Миллионерский масштаб завораживал. Я хотел в шутку предложить землетрясение и цунами, но Семену Борисовичу могла понравиться идея. Непонятно тогда, как отговаривать.
— Предлагаю свернуть проект, — сказал я.
— Чего это? — обиделся Леша.
— Потому что надоело. Надо книгу сдавать, а у меня ведро черновиков. И не в обиду Алексею, признаков успеха я не вижу. То есть, признаю, Алеша был хорош, но — не сработало. Да и нехорошо все это. Подло.
— А я считаю, мы правы и дела идут хорошо, — уперся Некрасов.
