Даже хромота оказалась шармом. Он был такой беззащитный, в очках, при этом так слушал, так умел понять запутавшуюся и утешить плачущую.
Ничего-то нового Фрейд не выдумал. Передрал монастырскую методичку по технике исповеди, назвал душу подсознанием, на место святого духа назначил либидо — вот и весь психоанализ. То, что психологу кажется высшим мастерством, в храме понятно любому дьяку. Неудивительно, что три года проведший в послушании Раппопорт стал в институте легендой. Самые пустяковые упражнения с его участием превращались в драму, в детектив с выдающимся терапевтическим финалом.
Например, очень просто: нужно отработать «активное слушание». Это имитация интереса к собеседнику. Не важно, что клиент несет. Студент должен сидеть, наклонившись вперед, поддакивать и смотреть в глаза. Повторять последнюю фразу, если пациент сбился с мысли.
Учащиеся разбивались по парам. Один говорит, второй изображает интерес. На любые темы: о сортах чая, о соседской собаке, о планах на отпуск — главное слушать, смотреть, не мигать и поддакивать. После упражнений всем смешно — как можно вслушиваться в страшную чушь с таким серьезным видом. Всем, кроме Кеши. У него все по-взрослому. И чем более жеманная и пустоголовая девица садилась перед ним на табурет, чем глупей ее речи, тем фантастичнее результат.
Кеша ничего будто бы и не делал. Сидел, задавал вопросы. Рассказчица начинала с пустяков — выбор юбки на вечеринку и вопросы борьбы за талию. Потом распалялась, жаловалась на непонимание со стороны отца и что ее Витек, падла, закрутил с Танькой при всех. Она ему:
— Проси прощения!
И простила бы! Но он ответил матерно и теперь непонятно, кому она нужна, такая нелепая, неспособная отказаться от булочек. И в институте… она же сама видит, какая тупая, все смеются. И кому нужны эти ноги с педикюром, если счастья нет!
Сокурсница вскакивала, убегала в туалет рыдать. Потом возвращалась, обнимала Кешу, благодарила. Говорила, что она все поняла. Зрители восхищенно трясли головами.
Кешу подозревали в применении тайных монастырских методик.
«Он всех в транс вгоняет, суггестор хренов», — говорили завистники. Но Кеша не практиковал ни просветляющей схимы, ни тем более каббалы с алхимией. Девицы сами теряли контроль. Они же видели, как закидываются их вчера еще нормальные подруги. Садясь напротив Раппопорта, они уже готовы были выжать из себя все. Проваливались в детство, в полуобморок, открывали страшные тайны, утирали распухшие носы и в финале лезли обниматься. Потом делились потрясением со следующими жертвами:
— Понимаешь, реву, не могу остановиться! И главное, такая легкость после терапии!
— Примерно так и выглядит настоящий катарсис, — бурчал супервизор с завистью.
За один только семинар по трансовым модальностям Кеша вылечил три тика, четыре анорексии, спас два брака и один развалил, избавив супругов от мучительной связи. Преподаватели требовали убить Иннокентия прежде, чем он закончит институт. Иначе этот тип вылечит весь город. А мы, доктора психологии, все пойдем водить трамваи, — говорили психотерапевты, с тревогой глядя в будущее.
Чем странней и угрюмей гений, тем он интересней. Женщины липли. Но Раппопорт видел в них лишь ту часть функций математического анализа, чей предел бесконечно стремится к побегу. И чем симпатичней барышня, тем бегство ближе. «Их нельзя удержать, только очаровать, на время», — повторял он.
Мне нравилась грустная концепция Раппопорта. Я бы тоже хотел отказаться от страстей. Он стал бы мне хорошим наставником. Тем более что такие виды любви, как «навек» или «до гроба», в мои планы не входят. То есть, я бы рад, но давайте будем реалистами, она — не для меня. Мне только разлучить Катю с Генрихом, и все. Кто кого бросит — даже не важно. Пусть оба будут счастливы вдали от меня. И друг от друга.
Сейчас Раппопорт доктор психологии, доцент и чего-то еще. С утра преподает, потом съедает в студенческой столовой вкусный шницель — и ну практиковать. Вторая половина его рабочего дня состоит из женских истерик. За двадцать латов в час он объясняет, что несчастье — это норма. У него шикарный кабинет в Институте какой-то там страшной психологии.
Я пошел к нему. В прекрасном кабинете, на дорогущем кожаном диване рыдала дева. По распухшему носу, по тушевым ручьям было видно, какой выдающийся специалист занимается ее проблемами. Такие синие разводы получаются, только если консультант гений или, наоборот, бесконечный тупица. Я вошел, поздоровался. Пациентка встала, одернула юбочку и вышла. Спина прямая, каблуки грохочут. Кеша проводил ее грустным есенинским взглядом. Он сидел за пустым столом, подперев голову рукой.
— Почему я не пошел в сварщики? — спросил он. — Сосед варит двадцать стыков в день. Зарабатывает столько же, но никто не посвящает ему предсмертных записок. Его не зовут отравителем. Вот, почитай.
Он протянул листок. Написано было аккуратно, с завиточками:
Ты выбросил меня из каменного сердца,
Замерзла говорливых чувств вода,
Захлопнулась невидимая дверца —
Я для тебя пропала навсегда.
Меня теперь не встретишь на дороге
И не услышишь нежный мой «Привет!».
И пусть на свете женщин очень много.
Таких, как я, с тобою больше нет.
Мои слова тобою позабыты.
Я в подсознании твоем всего лишь тень.
Моя любовь — разбитое корыто,
И дольше года длится каждый день.
Прощай. Навек твоя, Елизавета.
— Ловко же она скрестила Пушкина с Пастернаком. На музыку уже положили?
— Это элегия. Музыки не надо.
— За грамотность пятерка.
— Она хорошая, — сказал Кеша.
— Да кто б сомневался. Чуть-чуть несовершеннолетняя. Если тебя сейчас не посадят, то однажды она родит тебе маленького кривого мозгоправчика.
— Она мой пациент.
— И что? Ты видел эти бедра?
— Она для меня бесполое существо.
— Придумай ответ поинтересней. Например: она маньяк, ты ее лечишь и боишься одновременно.
— Нет. Точно не маньяк. У нее анорексия.
— А по виду не скажешь. Ладная такая. И с чего все началось? Подружки обозвали жирной коровой?
— Она бы их поубивала. Экспрессивная. Там семейная драма.
— Расскажи. Мне сюжеты нужны.
Кеша пожал плечами, потрогал нос, посмотрел на часы. Видимо, не смог придумать, под каким предлогом меня выставить. А может, человечность победила. Он никогда не мог противостоять наглецам вроде меня. В общем, стал рассказывать.
Все началось, когда у Лизы появился брат. Родители вдруг решили себя побаловать. Разница в восемнадцать лет, у брата с сестрой никаких конфликтов. Наоборот, Лиза с новорожденным возилась как с куклой. Но вдруг перестала есть. Гастроэнтерологи просветили все ее прекрасное тело, до пяток. Отличный организм, говорят. Способен переваривать шпалы в майонезе, такой метаболизм замечательный.
