Я уже спешила в младшую школу к детям, когда зазвонил телефон. Это была Роза.
— Да, забыла тебе сказать… — она говорила вкрадчиво и жестко. — Тут Громовские написали заявление директору. О том, что ты третируешь их сына. А он готовится в такой сложный вуз, ему надо беречь нервы.
— Роза! — Я даже остановилась. Я не знала, с чего начать. — Это же бред!
— Прости, Ань, не могу говорить, совещание у директора, это вы домой побежали, а мы-то остались, у нас еще вопросов нерешенных много. Так что ты зайди на каникулах к Маргарите Ивановне. Не забудь. Надо будет объяснительную оставить, почему так все произошло.
— Так я же писала тогда!
— Аня, зайди к директору! — Роза отключилась, не попрощавшись.
Мне по-прежнему интересно в школе? Или все же написать заявление и уйти? Нервы будут целее, накропаю рассказик «Как я была училкой…». Была и вся вышла, за полторы недели.
Глава 11
Вечером к нам пришел Игоряша.
— Ну что ты пришел, что? — набросилась я на него. — Суббота — завтра! Что ты пришел?
— Не мог дождаться, — улыбнулся Игоряша. — Я духи новые купил, чувствуешь?
— А я думаю — чем так несет из коридора? Скипидар с гвоздикой… И я тебе двести раз говорила — не духи, а одеколон. Духами женщины пользуются!
— Но это самый новый запах, «Армани-спорт»…
— Выбрось их! Купи тройной одеколон! И то лучше пахнет!
— Хорошо, — обескураженно кивнул Игоряша. — Что, мне сейчас уйти? Я буду тебя раздражать?
— Да! Ты будешь меня раздражать! Но уходить не надо. Что я, Салтычиха какая-то? Меня в школе наругали, в пух и прах разнесли, я буду на крепостных срываться?
— Я согласен быть твоим крепостным, — застенчиво произнес Игоряша.
— Ой, еще мне тебя сейчас не хватало! — я отмахнулась от него. — Дети! Может, появитесь? Ваш папа пришел!
— Папа, папа, — выскочил первым Никитос, — хочешь, я тебя гипсом ударю?
— Ты что, вообще, что ли? — я остановила на лету Никитоса. — Он гипсом дерется, — объяснила я Игоряше. — Очень удобно получается.
— Ага! — засмеялся Никитос. — Ну, что ты принес маме?
— Почему маме? — удивился Игоряша.
— Ты всегда что-то маме приносишь, мне — никогда!
Настька уже нарисовалась рядом. И не знала, чью сторону принять. То ли защищать папу, то ли все-таки консолидироваться с братом, она сейчас его опекает, раненого…
— Ко мне иди, — кивнула я Настьке, видя ее маету.
Она тут же подошла ко мне и прилипла сбоку.
— Мальчики, — обратилась я к Игоряше и Никитосу, — а не сходить ли вам в магазин? А то у меня ничего нет на ужин. Одни макароны. И кажется, сыр. Или сыра нет.
— Я буду макароны, — процедил Никитос, меря меня страшным взглядом.
Как это я могла его так предать! Его! Никитоса! Защитника и моего лучшего друга — только вчера он брал с меня клятву, что я его лучший друг! — отправили в магазин, да еще с кем! С Игоряшей!
— И я, макароны… — прошелестела сбоку у меня Настька.
Она стояла, обеими руками ухватившись за мой бок. Это было не очень удобно. Но когда-то, когда она была маленькой, она всегда стояла рядом со мной, держась за ногу. Сейчас за ногу уже не получается, и она всегда стоит, крепко уцепившись за свитер, за карман или как сейчас — впившись пальчиками в тело.
— Отцепись слегка, пожалуйста, — сказала я ей и разжала пальчики. — Что это у тебя на руке?
— Это ее Лешка укусил! Песочников! А я ему за это как раз и дал гипсом! Ты же не стала слушать! Ругалась! Я же не просто так дерусь, мам! — тут же объяснил Никитос.
— Да! — подтвердила Настька, сияющими глазами глядя на Никитоса.
Я ее понимаю, у меня у самой хороший брат.
— Нюсечка, в магазин надо? Я схожу! Только я денег с собой не взял…
— Ну ты даешь! — я засмеялась. — Как денег не взял? Ну а вдруг что надо купить, там, я не знаю, за бензин заплатить или штраф…
— Я пешком пришел…
— Ой, господи, детский сад! Пешком он пришел, да еще и без денег. Игорь, ну что ты как третий ребенок у меня, самый младший!
Вот потому дети и не уважают его, что я при них так с отцом их разговариваю. А как с ним еще разговаривать?
— Нюсечка… — обиженно посмотрел на меня Игоряша.
— Ну а как с тобой еще разговаривать, а?
Игоряша несколько лет назад разменял свою квартиру, в которой жил, как и положено, с мамой, с нашей бабушкой Натальей Викторовной. Спасибо Наталье Викторовне, согласилась расстаться с квартирой, где провела без малого сорок лет. Я уговаривала ее тогда, как могла: «Не надо! Игорю будет без вас одиноко, и вам будет плохо в новой, непривычной квартире!» Но она слишком любит Игоряшу и поддалась на его уговоры. А у него, как я считаю, был очень хитрый план. Оказаться рядом с нами, и не просто рядом, а очень одиноким, неприкаянным, необихоженным, с оторванными пуговицами, с батоном хлеба в пустом холодильнике. Но не тут-то было! Никто его жалеть и обихаживать не стал. Игоряша помаялся-помаялся, да и снова съехался с мамой, нашел, молодец, квартиру, очень похожую на ту, в которой они жили в Черемушках, только на соседней с нами улице. Теперь может приходить к нам пешком и без денег, аккуратный, со всеми пришитыми пуговицами, любовно наряженный мамой, которая уже очень мудро смирилась с существующим положением вещей, не самым худшим, правда. Ведь никто не ссорится? Нет. Никто не плачет? Нет. Не знаю, конечно, может, Игоряша и плачет по ночам, от одиночества и беспомощности. Но вряд ли. Мне кажется, он хорошо спит, ест с аппетитом и всегда влюблен. Разве это не лучше, чем пресыщенный муж, которому надоела жена и на кухне, и в спальне, и на даче, и по-всякому… Конечно, бывает, как у моих родителей. Никто никому не надоел. Умерли в один день практически, любили друг друга до смерти. Но это скорее исключение.
— Так, ладно. Все идем в магазин, — решила я.
— Да-а-а! — заорал Никитос и высоко подпрыгнул, стараясь дотянуться до потолка.
Не дотянулся и тут же стал задираться к Игоряше:
— А ты смог бы? Смог?
— Я? — неуверенно улыбнулся Игоряша. — Я — да. Наверно…
— Он смог бы! — ласково улыбаясь Игоряше, добавила Настька. — Только он не хочет. Да, пап?
— Да! — радостно подхватил Игоряша. — Одеваемся, одеваемся!
Никитос снисходительно постучал Игоряшу гипсом.
— Давай, прыгни!
— Послушай-ка, — я небольно взяла своего лучшего друга за ухо, — ну-ка хорош, а? Кстати, я тебе рассказывала, как у Андрюши не срослась рука и ему ее снова ломали?
— Уже два раза, мам! — ответила за брата любящая сестра. — Никитос, тебе помочь застегнуть куртку?
