— Подружилась с кем-нибудь?
— Не знаю, — честно ответила я. — Наверное, подружилась. Надолго ли, глубоко ли, непонятно пока.
— А конфликт с тем мальчиком разрешился?
— У меня с несколькими мальчиками конфликт был! — опять засмеялась я. — Но всё как-то — да, потихоньку получается. Знаешь, у меня самой столько вопросов — и к себе, и к ним, и к русской литературе, идеалистической, нереальной и ненужной сейчас никому. И к тем, кому эта литература не нужна. И к программе, и к системе проверки… Огромная ответственность. Я ее ощущаю каждый день. Может быть, потому что я без году неделя в школе.
— А как с Игоряшей? — Евгения Сергеевна ласково смотрела на меня, она всегда понимала, почему я не люблю Игоряшу. Конечно, рядом с Андрюшкой Игоряша был просто как тот зайчик с кухонного полотенца, даже когда еще не состриг бороду.
— Бороду побрил, — ответила я. — Сразу помолодел.
Евгения Сергеевна внимательно посмотрела на меня:
— Всё хорошо?
— Да, думаю, что всё хорошо и логично.
Она ничего не знает о Гусаковой. Я не говорила ни ей, ни Андрюшке. Своими проблемами надо делиться. Но не всеми. Зачем нагружать Евгению Сергеевну, которая тут же вспомнит, как ее любимый Андрюша ушел к молодой красавице, яркой, смелой, чемпионке по теннису? Я не стала говорить. Чудесный майский вечер. Бегает Андрюшка, поглядывает на нас с Евгенией Сергеевной, всем довольный, много здоровых, веселых детей. Зачем вспоминать о тягомотной истории с Игоряшей, которая пришла к логическому концу? Евгения Сергеевна никак не поможет мне с главной проблемой — с Настькиными страданиями. Если я сумею выстроить отношения — Игоряша явился из ниоткуда, побыл с детьми и выбыл в никуда, если он удержится в сфере моего влияния (а я постараюсь это сделать, любым путем, ради детей), тогда у нас почти ничего не изменится. Разве что Игоряша больше не будет внезапно нарисовываться у нас на отдыхе, скрестись ко мне в номер, не будет при детях обнимать меня, взволнованно дыша. Но не рассуждать же об этом с Евгенией Сергеевной.
— Ой, кажется, к нам гости! Ладно, уже Андрюша пошел открывать, — сказала Евгения Сергеевна. — Позвали соседей, ничего?
— Ничего, конечно, — слегка удивилась я.
Я знаю, что соседи у них с обеих сторон неудачные, исторически общение никак не получалось, слишком разные жизни, окружение.
— У нас новые соседи, — ответила мне на незаданный вопрос Евгения Сергеевна. — Так интересно получилось… Невероятно. Андрюшка познакомился в прошлом году с одним человеком, ну познакомился и познакомился, когда ездил по одному делу за границу, еще до назначения… — Она улыбнулась, показав на очень высокую сосну на участке, на самую ее верхушку. — А он участок рядом с нами купил. Помнишь, здесь у нас были пьяницы, которые никак не хотели сдаваться, мы еще их участок все пробовали выкупить, долги даже за них платили, а они — ни в какую. Ну вот как-то их уломали, и теперь у нас новый сосед. Дом по финской технологии за два месяца построили. Вот сейчас забор этот огромный мы договорились снести, поставим сетку — будет прозрачно и участки сразу зрительно объединятся. Да и дом такой красивый у них — одни окна, чудо. И мальчик там нам по возрасту подходящий. Калитку между участками сделаем.
— Ой, смотрите, соседская дружба…
— Да ты просто их не видела! — засмеялась Евгения Сергеевна. — Люди совершенно уникальные. Только жить здесь, к сожалению, все время не будут. Вон, видишь, Андрюша идет с ними.
Да, я уже увидела. Услышала, как радостно, и как будто не удивившись, заорал Никитос:
— Вау! Анжей!
Услышала, как Настька прокомментировала: «Минус два балла!» Действительно, бессмысленные американизмы в нашей семье штрафуются. Два балла — две конфеты… Извольте пить несладкий чай…
Увидела, как двое мужчин идут навстречу нам. Страшно довольный, разгоряченный от футбола-пионербола Андрюшка и подтянутый, нереальный Андрис. В одном лице — Ричард Гир, Брюс Уиллис, молодой Аль Пачино, Даниил Страхов и… и… древнегреческий легкоатлет скульптора Мирона, только одетый, с дирижерской палочкой в руке. Нет, понятно, у него в руках сейчас была просто ветка.
Гости… Да-да… «гости»! Ведь у Никитоса что-то промелькнуло в голове насчет «гостей»! Ай да Андрюшка, ай да разведчик! Какая красивая комбинация! А неужели Андрюшка не знает о белокурой нежной девушке, в чьи легкие мягкие кудри так приятно зарываться лицом? Или для мужчин это всё ерунда? Да конечно, ерунда! Вон мой Игоряша! Аж бороду сбрил после восторгов соития и разделенной любви! Я-то десять лет его об этом просила, ненавидела его пропахшую котлетами бороду! Сбрить-то сбрил, а меня надысь спрашивал — пущу ли я его когда-нибудь в свою девичью келью или нет. Нет, не пущу. Хотя если это будет единственным препятствием для того, чтобы у моих детей регулярно по субботам был какой-никакой, но родной их отец — пущу как миленькая, с меня много не станется, столько лет терпела, еще потерплю, не я первая, не я последняя.
Ерунда для мужчин! Горел мой Андрюшка, брат любимый, единственный и самый лучший в мире, горел от любви так, что готов был отказаться от должности — да что там! — вообще уйти из профессии, когда ему мягко намекнули, что не стоит менять семью на юную тщеславную особу, с непонятными знакомствами, с родственниками за рубежом! Готов был отказаться от всего, что заслужил своим трудом к тому моменту, написал заявление об отставке! Два месяца не ходил к детям, сходил с ума, сидел на всех ее тренировках, не мог допустить, чтобы к ней лезли поклонники, подходили товарищи по спорту и хлопали по плечу, а заодно по ягодицам, чтобы тренер обнимал ее, объясняя, как нужно прыгать, отбивая реверс, верхний удар, а как не нужно… Горел и отгорел.
Но что ерунда для мужчин, не ерунда для женщин.
— Привет! — сказала я. — Спасибо за концерт, просто замечательный. Моему сыну неожиданно очень понравилось.
— Здравствуйте, Аня! — сказал Андрис, красивый, как все мои любимые артисты, вместе взятые. Но я точно знаю, что мужчина не должен быть красивым, особенно если ты не собираешься рожать от него детей. А я рожать не собираюсь, у меня есть продолжение жизни, есть, о ком заботиться, кого любить и кому я нужна без остатка.
Страшно довольный Андрюшка разве что не потирал руки. Какие все-таки смешные мужчины, даже разведчики, даже министры, даже самые умные и успешные.
— Очень смешно, Андрюша, — сказала я.
Андрюшка был так доволен произведенным эффектом и своим сюрпризом — а он совершенно не сомневался, что приготовил мне отличный сюрприз, — что не обратил ни малейшего внимания на мой тон. Ну не обратил и не обратил. Я же не глупая и не скандальная. Я умею выходить из сложных ситуаций. Да, мне было ужасно обидно и стыдно после концерта. Но с того дня утекло много воды.
Андрюшка обнял меня.
— Вот моя любимая сестра, ты ее знаешь.
Я даже не стала комментировать его слова. Он ведь хочет, как лучше. И о чем-то они по-мужски успели договориться. Можно было бы поставить меня в известность, но… Но не поставили.
