Я смотрела на него и думала: «Вот будет смешно, если я сейчас обернусь, а за спиной у меня стоит красивая двадцатитрехлетняя девчушка с упругими щечками… или газетчица со свежей прессой». Я отвернулась, а человек в это время подошел ко мне и, слегка склонившись, поздоровался:
— Здравствуйте, Лена Воскобойникова.
— Здравствуйте, — ответила я, невероятно смутившись. Интересно, видел он, как я стояла столбом посреди площади Маяковского и смотрела на небо? Не предложит ли сейчас в этой связи свозить меня в клинику слабых психических расстройств?
— Подвезти вас куда-нибудь? — спросил он.
— К метро, — ответила я.
Он посмотрел на большую букву «М» на торце углового здания.
— К следующей станции, — уточнила я. — А мы разве на этой машине ехали с дачи?
— Это служебная. Я собираюсь что-нибудь съесть, — сказал он. — Не составите мне компанию?
Я представила Варьку с пачкой сока, терпеливо ждущую меня и обеда, и покачала головой:
— Спасибо. У меня дочка болеет.
— А с кем она? — задал очень правильный вопрос Толя Виноградов.
— С… соседкой.
— Лена… — Он подумал и не стал продолжать. — Да. Хорошо. К сожалению, из-за пробок не смогу подвезти вас, из центра сейчас не выедешь. А вам сразу надо домой?
Я неуверенно кивнула. Он тут же заметил это и вопросительно посмотрел на меня. Я улыбнулась. Он тоже улыбнулся. Взял мою руку в перчатке и наклонился, чтобы поцеловать ее. Но это была совсем не та перчатка, которую стоило целовать. Я осторожно высвободила руку. Посмотрела на него. Сняла перчатку и поднесла повыше руку, чтобы он больше так не наклонялся. Он взял мою руку в обе ладони, так подержал чуть-чуть, потом поднес к губам ладонью кверху и поцеловал.
— Раз уж вы на работу ко мне не пошли… — Он опять улыбнулся. — Совершенно напрасно, кстати. Скоро буду самым большим начальником. А вы, гордячка, отказались мне кофе подавать.
Я хотела пошутить в ответ, но быстро не смогла сообразить. Он еще раз поцеловал мою руку, теперь уже обыкновенно — тыльную сторону ладони, и отпустил ее.
— До свидания, — сказала я.
— Вы мне тогда звонили… У вас действительно все хорошо?
Я помедлила, посмотрела в его глаза. Оглядела лицо с остатками летнего загара, а может, и зимнего, наверняка природного. Трудно было представить себе Толю Виноградова, валяющегося на топчане в солярии, намазанного кремом для быстрого загара. Хотя… я ведь его совсем не знаю.
Мне трудно было сказать, какое у него лицо. Наверно, моя мама сказала бы: «страшное». Но она и фильмы с Депардье не смотрит из-за того, что он не Делон. Изабелла любит на экране конфетных длинношеих красавчиков. Желательно, чтобы у них были большие глупые глаза и вороватая улыбка. Имеет значение также длина ног, форма ягодиц… Моя покойная бабушка та просто говорила: «У мужчины должен быть красивый затылок!» Я тоже в свое время купилась на пленительную улыбку записного красавца Саши Виноградова. Хотя вот у Нельки муж — просто урод, а какой при этом гад — дерется, жадный, блядоватый…
Я обратила внимание на шрам, сползавший с его виска и перерезавший мочку. Я быстро посмотрела на вторую. Да, точно, одна мочка чуть подрезана. Чем это его так, интересно? Он заметил мой взгляд, прищурился, поднял воротник пальто, но ничего не сказал. «А вот у меня на попе нету шрама…» — могла бы пошутить я, но только не с ним. А то поговорили бы о модных песенках, о том, что «шрам на морде» — лучшее украшение для мужчины… Вместо этого я сказала скучным голосом:
— У меня… Да. Все нормально.
Ну а что бы я могла ему сказать? Рассказать ему про Гарика и всю эту невероятную историю с судом? Бред. Объяснить, наконец, почему я уволилась? Я — дура, у меня все по-дурацки в жизни, перед свадьбой уходят женихи, в квартире живут чужие люди, пьяницы, дочка болеет от той жизни, которую я ей устроила, и сама я беременная. И у меня осталось около тысячи долларов наличными.
— Что ж. Тогда до свидания.
Я интеллигентнейшим образом протянула ему руку для пожатия, он ее пожал, а потом опять поцеловал. Я глупо засмеялась. Я сама понимала, что это — кризис. Мне стали нравиться офицеры. Мне стали нравиться крупные офицеры со страшноватыми лицами, шрамами, высокими должностями, целующие руки в людном месте.
— Моя мама тоже считает, что я дурак, — неожиданно сказал Толя Виноградов.
— А моя — меня не очень любит.
— Мы бы с вами успели съесть по пирожному в кафе «Делифранс», Лена.
Похоже, он опять нацелился целовать мне руку.
— Я не люблю пирожные. И я не оставила дочке обеда.
— Лена.
— Да?
— Позвоните мне в пятницу.
Не люблю мужчин, которые просят, чтобы им звонили. Как будто им нужна твердая уверенность, что им не скажут: «Пошел вон», если они позвонят сами.
— До свидания, Толя. Мне правда пора.
Я аккуратно освободила свою руку из его ладони и ушла в метро. До пятницы было еще два дня, я вполне могла сосредоточиться и понять, нужно ли мне ему звонить.
Дома меня ждал приятный сюрприз. Накормленная Варька спала. Любовь Анатольевна, спеша и заикаясь, бросилась объяснять мне, что девочка очень просила есть и она накормила ее паровыми котлетами и свежим бульоном.
Встреча с Толей Виноградовым подействовала на меня катастрофически. Я села за компьютер и написала черновик объявления, которое можно дать в газету или в Интернет — когда найду в сумках модем:
«Красивая умная беременная мама очаровательной девочки семи лет хочет найти отца своим детям и себе мужа. Альфонсов и семейные пары просим не беспокоиться. Лучше, если бы отец был офицером, носил пятидесятый размер одежды и не очень много шутил».
Много лет подряд мне казалось, что способность Виноградова все и вся тут же обшучивать, вышучивать, сводить любой разговор к игре слов и каламбурам — это его самая приятная черта. Пока не оказалось, что мы ни о чем серьезном и не договаривались — мы шутили. Мы жить вместе никогда не собирались — мы каламбурили. И вот, прокаламбурив свою жизнь, я сижу сейчас в съемной комнатке, набитой сумками и пакетами, и пишу объявление: «Ищу мужа!» Я стерла эту глупость из компьютера и решила дописать любую неоконченную статью, хотя бы столетней давности.
Для начала я написала второй вариант объявления:
«Красивая умная журналистка, ожидающая ребенка, имеющая изумительную, умную, красивую, спокойную дочь семи лет, хочет встретить мужчину, к которому можно подойти и вот так спрятаться».
Так, теперь надо поставить двоеточие и пририсовать, как именно спрятаться: я стою, нет, лучше сижу, маленькая, на коленях у большого дяди, похожего на… и прячусь в его объятиях.
Дальше я стала работать — дописывать начатую полгода назад статью про вятское театральное землячество. Работа подействовала на меня как крепкий отвар пустырника, и уже через двадцать минут я рухнула рядом с Варей. Меня разбудил звонок мобильного телефона. У меня стоит бодрая мелодия «та-ра-дара-дам…». Я долго искала телефон, пока не сообразила, что оставила его в дубленке. А дубленка висит в коридоре. Почему-то мне казалось, что это звонит Толя Виноградов. Я боялась не успеть, ведь я точно ему не перезвоню, если не успею ответить.
