Я лежала, и думала, и плакала, и опять думала, пока не услышала компьютерный полонез Огиньского, которым будит меня каждое утро мой многофункциональный телефон. Плачь — не плачь, а Варьку надо вести в школу.
Вчера, вернувшись домой, первым моим желанием было позвонить Харитонычу, повиниться, и… И — что? Писать заявление обратно? На потеху всем? Как раз вчера и сегодня главная тема в курилке и буфете — «А Ленка Воскобойникова выходит замуж за банкира, за того самого… и уволилась…».
Нет! Она больше не выходит замуж…
На работу возвращаться нельзя. Стыдно. Это важный резон. И что я буду делать? Писать статьи для «Русского размера»? Тоже выход. Но они пока ничего не заказывали…
За годы жизни с Александром Виноградовым, человеконенавистником и сычом, я как-то порастеряла всех своих институтских знакомых, перестала встречаться с одноклассниками, с коллегами из моего первого журнала, где я проработала шесть лет… Во-первых, я не люблю жаловаться, а в постоянной тягомотине «сошлись-разошлись» трудно ответить честно на простой вопрос: «Ты замужем?» «Вроде вчера была, опять, после трехмесячного перерыва…» Гостей моих он мог вытерпеть один раз, второй раз просил приглашать других. Надо признать, своих гостей он тоже не любил, обычно к середине вечера начинал раздражаться и находил повод удалиться с собственной вечеринки.
Я посчитала все свои сбережения. Не густо. Но вполне хватит, чтобы спокойно поискать работу. Может, оно и к лучшему. Сидела бы сейчас, ревела на глазах у коллег. А так — можно всласть нареветься дома, потом походить в косметический салон… раза два… или один, привести себя в порядок, выйти на новую работу и…
Так прошел день, другой. Я заскучала. Потом затосковала. Пробовала сама что-то писать. Но я так привыкла к заказной работе, что писать просто «что-то» у меня уже не получается. Тогда я стала думать. А не открыть ли мне свое дело? Нет, не журнал. Денег я у Виноградова не возьму, да он больше и не предлагает. Он даже не интересуется, есть ли у нас с Варькой деньги на прожитье. А вот что-нибудь поскромнее… Какой-нибудь свой маленький бизнес… Что я умею? Я умею ухаживать за цветами, выращивать их, умею хорошо готовить, особенно супы, салаты и горячие блюда… Я умею шить шторы… и новогодние костюмы Варьке…
Мои вполне спокойные размышления прервал звонок.
— Ты спишь?
— Собираюсь Варьку в школу будить. Осталось две минуты полежать…
— Не полизать?
Так. Стоп. Я не готова — к таким резким поворотам в судьбе.
— Алло! Я не слышу… Наверно, садится радиотрубка…
Я нажала сброс и быстро выдернула из телефонной розетки оба шнура. Мобильный у меня точно разряжен — еще вчера вечером жалобно пищал в коридоре, сообщал об этом, естественно, в тот момент, когда Варя засыпала.
Он что, с ума сошел? Он позвонил заигрывать? После всех своих «последних» слов? Или это я с ума сошла? Может, он тоже затосковал — без нас, без меня? Может быть, он позвонил, чтобы раскаяться? Ну да, он пошлый, циничный человек, он задавлен своей гордыней, деньгами и комплексами, он не может просто позвонить и сказать: «Прости, я был идиотом…» Я быстро включила телефоны.
Через полминуты раздался звонок.
— Почему я не слышу Варькиного голоса? Ты с кем?
— Она спит еще. Я сейчас разбужу ее.
— Не надо… Ты лежишь? Ты в чем?..
— Саша…
— Я хочу встретиться с тобой… Надо, чтобы у нас все было как раньше, пока мы не стали заниматься огородами и ремонтами… Ты слышишь меня? Я приеду… Отводи Варьку в школу, и я приеду…
— А как же… та женщина? Ты решил с ней расстаться?
— Это что — условие? Давай объявим вообще на эту тему мораторий, а?
— Но я должна знать…
— Зачем тебе это знать? Ты опять меня прижимаешь к стенке? Ты вроде сказала, что все поняла…
— Да. Теперь, кажется, все.
Я положила трубку, перевела дух, пошла в ванную, почистила зубы, выпила несколько бесполезных таблеток валерьянки и стала будить Варьку. С ужасом я услышала, что он звонит снова.
— Прости, наверно, в таком случае вообще ничего не надо. Пока.
И трубку положил он. Старая базарная баба. Пока не оставит за собой последнего слова, не успокоится.
Но и это было не последнее слово в то утро. Я отвела Варю, мы чуть не опоздали, потому что я все делала как под гипнозом. Положила очки в холодильник вместе с сыром, заперла дверь на замок, которым никогда не пользуюсь, и пыталась повязать Варе второй шарф поверх того, что она надела сама.
— Это ты с ним разговаривала, когда я спала? — спросила меня проницательная Варька, когда я целовала ее на прощание около школы.
— Так ты же спала…
— Но ты же разговаривала! — Варька засмеялась и, чмокнув меня теплыми губами в ледяной нос, убежала по лестнице.
Если бы не она… Иногда мне кажется, что я живу не для нее, а благодаря ей. Что в общем-то почти одно и то же.
Когда я вернулась, возле дома стояла машина Виноградова.
— Подкрасься, — скривился Виноградов, выглядывая из окна. — Я через пять минут зайду.
— Не надо, Саша.
— Надо.
То, о чем просил Виноградов на этот раз, меня испугало.
Интересно, куда его потянет, когда он пройдет этот путь порока до конца? Скорей всего, он нежно полюбит девочку с тоненькой шейкой и прозрачной кожицей и месяца через два нежной любви начнет потихоньку ее развращать. Гос-по-ди-и-и!!!
Как любой женщине, у которой нет альтернативы, мне трудно расстаться с моим единственным мужчиной, даже осознавая, что он — стареющий развратный козел. Похотливый, грязный.
Иногда мне его жалко. Иногда он мне противен. Иногда я думаю, что он болен психически. А иногда я начинаю надеяться, что ему это все надоело — он дает мне повод так думать. Он становится просто нежным и чутким. И именно в эти месяцы любви, а не секса он умудряется влезь так глубоко в мое существо, что порой мне кажется — я наполнена им, его запахами, его голосом, его мыслями… Им, им, им… И когда он вдруг, в самый, самый неподходящий момент, в момент моей открытости и нежности вдруг выдирается наружу из меня — я остаюсь пустая и разорванная. Он не составляет себе труда ни предупредить меня о катапультировании, чтобы я хотя бы собралась, ни сделать это аккуратно. Он просто разрывает живую ткань и уходит.
Уходя в то утро, он попытался дунуть на прощание мне в ухо, но, увидев мои глаза, поцеловал воротник скромной блузки, которую он попросил меня надеть в середине мероприятия.
— Я позвоню завтра!
Таким тоном говорят новые знакомые, которые хотят продолжить общение. То есть не то что «я, может, еще тебе позвоню когда-нибудь», а «завтра позвоню!». Я замерла. Виноградов засмеялся и ушел.
