— Позвольте и мне высказаться? — спросил Игорь.
— Нет необходимости, суду все ясно, — ответила очень доброжелательно и мягко Морозова.
— Позвольте тогда вопрос ответчику?
— Чуть позже. Ответчик, у вас есть какие-то возражения?
Савкин встал и слегка поклонился ей.
— Благодарю, ваша честь, — Савкин по-прежнему зачем-то старался говорить глубоким баритоном. — Нет, возражений нет. Но есть заявление.
— Слушаю вас.
— У меня есть встречный иск к Воскобойниковой.
— Прошу вас, Гарри Трофимович, зачитайте.
Савкин достал из кармана сложенную вчетверо бумагу, старательно прокашлялся, держась при этом за грудь.
— «Прошу суд удовлетворить мою просьбу о принудительном вселении меня в квартиру, принадлежащую гражданке Воскобойниковой, в которой я постоянно зарегистрирован в течение одиннадцати лет, вместе с моей матерью, нуждающейся в постоянном уходе. А также прошу отменить мою дарственную…»
Морозова протянула к нему руку, глядя на него достаточно строго.
— «Опротестовать», вероятно, да? Поднесите к столу судьи ваше заявление, Гарри Трофимович. На какие статьи вы ссылаетесь? Так, вижу, вижу… Статья сто тридцать…
— Там нет никаких статей, — шепнул мне Игорь и встал. — Разрешите взглянуть на это заявление?
— Не разрешу, — засмеялась Морозова и положила заявление в папку.
— Тогда все же разрешите задать вопрос истцу?
Морозова перекривилась, но вынуждена была кивнуть:
— Разрешаю.
— Скажите суду, — Игорь чуть повернулся к Гарику, — кем вам приходится Эльвира Фаризова и почему она не явилась сегодня в суд. Она ведь как будто тоже заинтересована в деле.
Морозова дернулась и посмотрела на Гарика.
Гарик неторопливо встал.
— Ваша честь. Это провокация.
— Отвечайте, Гарри Трофимович, — напряженно выпрямилась Морозова. — Вы не упоминали в своем заявлении таких лиц.
Игорь чуть пожал мне локоть.
— Понятно, да? Чем Гарик победил нашу наместницу Фемиды?
Я вздохнула.
— Это его обычные штучки. Он так и экзамены некоторые сдавал.
— Повторяю, ваша честь, — Гарик смотрел честными глазами на Морозову, честными влюбленными глазами. — Это грязная провокация.
— А что ж тут грязного? — спросил Игорь. — Я просто хочу уточнить, кем вам приходится гражданка Фаризова, по ее утверждению ожидающая от вас ребенка и намеренная вместе с вами проживать в квартире моей подзащитной.
— Объявляется перерыв пятнадцать минут! — прокричала Морозова и нервно стукнула несколько раз молоточком, хотя никто ей не возражал.
Во время перерыва секретарша побежала с чайником за водой, а Гарик постучался в ту комнату, куда удалилась судья Морозова.
— Разрешите? — спросил он тихо и трагически и даже чуть поклонился, хотя Морозова не могла его видеть. Могли его видеть только я и Игорь.
— Слушайте, ну это вообще, ни в какие ворота… Может, председателя суда пригласить?
— Он не пойдет. Одна шайка-лейка.
— А все-таки на телефон все это безобразие снять?
— Представляешь, какой ор начнется? — вздохнул Игорь, от растерянности, видимо, перейдя со мной на «ты». — Снимать не даст. Попробуем тайком, конечно, только никуда это не пришьешь…
Как нарочно, секретарша застряла в туалете с чайником, наверно, решила еще и покурить и проветрить туалет. Или судья Морозова попросила ее чайник помыть с мылом, а потом тщательно протереть и высушить.
Минут через семь из комнаты вышел довольный Гарик. Не удивлюсь, если он успел за это время все. По крайней мере — все пообещать бедной, маленькой девочке, которую никто не любил в школе, никто не любил в институте, которая замазывала-замазывала прыщики, пока не обнаружила, что тональный крем очень сильно обозначает глубокие морщинки, образовавшиеся за непонятно как промчавшиеся годы борьбы с прыщиками.
— Прошу садиться! — улыбнулась Морозова. — Воскобойникова, а вы — мать-одиночка, оказывается? Что же вы этого не сказали суду?
Я встала.
— Я не мать-одиночка. У моей дочери есть отец.
— Гражданка Воскобойникова, не надо переносить ненависть к одному человеку на всех мужчин, — продолжала судья Российской Федерации. — Если вы обижены мужчинами…
Я села. Это невозможно. Я показала Игорю глазами на лежащий перед ним телефон. Он пожал плечами. Действительно, ни к чему не пришьешь. Формально она ничего не нарушает, наверное. Рассуждает вслух. Почему бы судье не порассуждать? О том о сем? Погневаться — глупой прыщавой тетеньке, самонадеянной и вполне бесстрашной. Ведь она-то не боится же! А мы побоялись или постеснялись снять это безобразие. Пригласила бы я хотя бы любого своего товарища-журналиста, был бы невероятный материал для журнала, газеты, телевидения… Этот сумасшедший бред происходит наяву или мы просто разыгрываем на журфаке капустник?
— Не знаешь, почему она без мантии? — спросила я Игоря.
— Там плечи накладные, а у нее голова очень маленькая, смешно, по-видимому.
Я засмеялась.
— Хотите совет, гражданка Воскобойникова? — спросила судья Морозова, с улыбкой наблюдая, как мы переговариваемся с Игорем.
Я промолчала, а она продолжила:
— Не приходите в суд, когда со всех сторон не правы. В суде люди ищут правду, понимаете? Беззащитные люди приходят сюда за помощью, — она вскинула головку, и мелко накрученные пряди упали ей на заблестевший лоб. Она встала.
— Суд удаляется на совещание, — прожурчала секретарь.
— От имени моей подзащитной прошу отложить рассмотрение дела, — Игорь прокричал вдогонку.
— Суд не видит оснований для откладывания дела, — улыбнулась Морозова. — Галина Ивановна, как вы себя чувствуете?
— Плохо… — простонала старуха и посмотрела на Гарри, тот — на Морозову.
— А может быть, получше? Мы можем продолжить слушание?
Гарри яростно закивал головой, старуха мигом приободрилась:
— То есть… Лучше, лучше!
Я вышла из здания суда одна, Игорь задержался, чтобы поговорить со знакомым адвокатом. Был прекрасный морозный день. Так бывает в марте — когда кажется, что весна не придет никогда. Тихо, солнечно, ни облачка — откуда только шел снег? — и крепчайший мороз. Еще в здании мне было зябко, а сейчас мороз пробрал просто до костей, которые у меня стали заметно ближе к коже, чем два месяца назад. Я подумала: «Пойду-ка я домой, созвонюсь с Игорем вечером».
…Мне показалось? Или я действительно слышала, как тихо, но очень внятно хлопнули крылья? А что, у моего ангела, у того, кто наверняка стоял все время у меня за спиной во время суда, кто страдал от своего бессилия перед несокрушимой мощью Российского суда и его представителя Морозовой И. А., у него действительно есть крылья? Настоящие? С перьями? Он может их расправить и улететь, оставив меня совсем одну?
