— Да-а? — переспросил Саша. — Уволилась? — и громко булькнул пивом. — О-ох… хорошо…
— Ну да… Ты же говорил, чтобы я сидела дома, была холеной и спокойной, а не дерганой и замотанной…
— А, да… Слушай, я сейчас баскетбол смотрю, я перезвоню, — ответил он и отключился.
У меня чуть-чуть заскребло на душе, но совсем чуть-чуть.
На следующий день Саша, похоже, дома не ночевал, а еще на следующий позвонил и пригласил нас с Варькой ужинать в ресторан и там, между делом, обмолвился:
— Один человек просит продать ему мою квартиру…
— Ты продаешь свою квартиру в Митино? — Я не очень удивилась, он уже не раз говорил об этом и при этом делал каждые два года там ремонт. — И сразу начинаем ремонт нашей новой квартиры? Звонить архитекторам? Я сама, кстати, нарисовала кое-что, хочешь посмотреть, у меня вот тут в сумке чертежи…
— М-м-м… ремонт, да-а… вполне вероятно… Но мне нужна еще квартира в центре, чтобы я вечером мог упасть на диван, выпить пива и уснуть не через два с половиной часа после работы, промучившись по всем пробкам, а через двадцать минут. Вышел из банка, прогулялся пешочком, поднялся на второй этаж…
— То есть ты уже нашел такую квартиру?
— Ну, в общем да…
— А… — Я не сразу могла сформулировать весь свой протест в какой-нибудь внятный вопрос. — Но… мы же собирались… хотели жить вместе?
— А мы и хотим жить вместе. Разве что-то изменилось, оттого что я иногда — подчеркиваю, иногда! — буду оставаться на ночь в своей личной квартире в центре?
— Сколько там будет комнат?
— Три, — четко ответил Саша и показал мне на пальцах. — Айн, цвай, драй! Ферштейн?
— Зачем тебе так много? — Я понимала, что раунд длиной в последние полтора года проигран с разгромным счетом, но все-таки продолжала. Надо было понять, что происходит, раз сегодня он готов отвечать на вопросы. Это большая редкость.
— Ну… — Саша улыбнулся, — чтобы вы могли с Варькой приезжать ко мне в гости… иногда… на воскресенье… как сейчас приезжаете в Митино и на дачу.
— А как же наша новая… ну то есть… эта огромная квартира, где мы собирались… собирались жить? Ты, что продал ее? Ты не будешь ее ремонтировать?
— Буду, только не все сразу. Я же не граблю банки, я просто ими управляю. И потом… Мне что-то этот дом перестал нравиться. Охрана там паршивая… и будем мы там самые богатые, что очень плохо — на Варьку кто-нибудь глаз положит, как на хороший источник заработать, у папочки денег много…
— Господи… ты о таком думаешь?
— А ты нет? Плохо… — Он не шутил, он отчего-то злился. — Кстати, дальше по Хорошевке еще дом строится, прямо у Серебряного Бора — красота… там будут нормальные квартиры… Метров по триста. Вот там, наверное, будет получше. Нормальный комфорт. Всем нам удобнее. Ну, ты понимаешь. Что мы будем ютиться, в самом деле!
Я смотрела на него и пыталась понять — верит ли он сам в то, что говорит.
— Саша… Тот дом когда еще построят! Там яму для фундамента только роют… А я хочу жить сегодня, ну завтра, по крайней мере! Ты же сам это говорил. И потом, я ведь буду с малышом, надо жить в отремонтированной квартире, а не носиться с бригадами маляров и штукатуров…
— Лен, ведь не получается же у тебя… И не надо.
Я посмотрела на Варю, которая, как обычно, вынужденно присутствовала при всех наших разговорах. Варя внимательно смотрела на Сашу, который за этот год приучил ее к мысли о «братике». «Или сестричке»…
— Варюша, я видела у входа автомат с мягкими игрушками, сходи поиграй, может выиграешь какого-нибудь мишку, а? Или собачку…
Варя глянула на меня с сомнением — не просто так я разрешаю то, о чем обычно приходится ей просить, — взяла деньги и ушла, оглядываясь на нас.
— А может быть, это у тебя не получается? — решила я на сей раз не беречь своего ранимого друга.
— Мне надо провериться? — совершенно неожиданно спросил романтик секса.
— А зачем? Если ты говоришь, что «и не надо»?
— И то правда, — как-то уж слишком просто согласился он. — Тем более что нервы ты мне так измотала…
— Саша… — Я глупо пыталась остановить то, что, по всей видимости, было запланировано и подготовлено. — И это говоришь ты…
— А кто уехал с дачи под самое Рождество? Я что, для этого торчал с вами на даче, пока нормальные люди отдыхали с девочками на островах, чтобы демарши твои терпеть? Всё Рождество мне испортила, вернее, попыталась испортить… А кто летом в Турции ходил узнавать, сколько стоит билет до Москвы?
— Но ты же нахамил мне на даче, и даже не нахамил, а… Ты же помнишь, что было… И в Турции безобразничал… Или нет?
— А! — отмахнулся Виноградов. — Чушь собачья! Детский сад!
— То есть… — Я смотрела на него, а он — на меня.
Он ждал. Я по сценарию должна была быстро всё сообразить, обидеться и сказать: «Всё! Я обиделась! До свидания!»
Я решила потерпеть. Подождать, что предложит автор и режиссер нашей с ним совместной жизни.
— То есть ты меня достала, — сказал автор, с подозрением глядя на меня. — Слушай, плачь дома, а? Не здесь. Неудобно.
Я и правда, почувствовала, что начинаю совершенно некстати переживать. И постаралась взять себя в руки.
— Понимаешь, Лена, я уже даже не знаю, в какой форме нам жить…
— А мне кажется, что жить можно только в одной форме — жить вместе или не жить.
— Бывает по-разному… — он прищурился, не глядя на меня.
— Ты имеешь в виду жесткие жизненные обстоятельства — тюрьма, дальнее плаванье? Да, тут никуда не денешься. Садись в тюрьму, я буду тебя ждать.
— Ага, сейчас! — Он залпом допил виски.
— А всё остальное, все остальные формы совместной жизни, Саша, — это лукавство. Не видеть друг друга каждый день, чтобы не надоедать друг другу? «Как же мы будем друг без друга? — Как друг без друга».
— Чего-чего? Я тебя умоляю, только не надо писать стихов. У тебя и без этого заморочек хватает.
— Это Вера Павлова. Поэтесса очень хорошая…
Он отмахнулся.
— Вот и читай ее, а меня не доставай.
Он несколько секунд помолчал. А потом вдруг рыкнул, ни с того ни с сего:
— Достала. Достала!..
— Саша…
— Достала! Прижимаешь к стенке!
— Нет, но я действительно хочу знать. Я не могу больше жить в иллюзиях и неведении…
— Что? Что надо от меня?
— Хочу знать — ты не хочешь больше с нами жить?
— Не хочу. Ты меня достала.
— Чем?
— Не важно.
— Ладно. И не хочешь больше второго ребенка?
