Виноградов коротко и грязно выругался и отключился. А мне — уже второй раз за сегодняшний день — вдруг нечем стало дышать. Я хватала воздух, вонючий и перегретый, и судорожно искала в сумочке нашатырь. Перед глазами поплыли черно-зеленые круги и сильно зазвенело в ушах. Я резко вдохнула нашатырь, еще раз и еще, натерла им виски, и через минуту мне стало легче. Я набрала номер Нели:
— Нель, Виноградову больше не звони, с ним не разговаривай, я буду через час. Как Варя?
— Лучше, ой, слава богу, получше, приезжала Скорая. Говорят, такой сейчас грипп — ничего нет, а температура высокая. Они сделали укол, температура стала снижаться, она вроде уснула. Тяжело дышит очень только.
— Хорошо. Спасибо, Нелечка, я еду. Спасибо тебе.
Полицейские довезли меня до шоссе, терпеливо подождали, пока я вытряхну все свои вещи, и уехали.
Минут пятнадцать не останавливался вообще никто. И понятно — ночь, стоит женщина с вещами. Что там у нее в вещах? Или кто?.. Потом притормозил какой-то парень, взглянул на меня, видимо, я ему не понравилась, а должна была понравиться, и ни слова не говоря, он газанул.
А потом остановилась совершенно роскошная иномарка. Обычно, когда я вижу такого класса машину, то даже опускаю руку. Но тут я стояла и голосовала — я могла бы поехать и на грузовике, и на телеге, и в багажнике «Запорожца». Но остановился новый «BMW». Даже в темноте было понятно — машина белоснежная. За рулем сидела женщина. Надо же, не испугалась останавливаться на трассе ночью.
— Куда вам? — она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.
— На Речной вокзал. Это мои вещи…
— Да, понятно. Садитесь. Сейчас я открою багажник.
Она даже вышла, помогла мне затолкать пакеты и сумки в пустой багажник.
— У вас что-то случилось?
— Нет. То есть — да. То есть…
Она улыбнулась:
— Понятно. Развод по-итальянски?
— Да где уж там! Всё по-нашему, по-простому. При разводе получаешь в морду, судорожно бросаешь помаду в сумку и оказываешься ночью на трассе.
— Это всё ваши помады? Там, в сумках?
— Еще книжки моей дочери.
— А сколько ей?
— Семь.
— А у меня нет детей. И вряд ли уже будут, — спокойно и доброжелательно проговорила женщина и посмотрела на меня в зеркало заднего вида. — Вы плачете? Хотите, пересядьте вперед?
Я вытерла дурацкие слезы, которые вдруг, ни с того ни с сего покатились у меня по лицу. Наверно, спало невероятное напряжение, в котором я находилась весь вечер. Ну, и опять же про разноцветные помады подумала, которыми развлекала Виноградова. Стыдно, глупо, жалко.
— Да, спасибо, пересяду, меня сзади в хороших машинах укачивает.
— Не переживайте, мужчины этого не стоят.
Я первый раз внимательно взглянула на нее. Ей было лет… непонятно. Может быть, сорок пять, может, пятьдесят три, а может, и тридцать пять… Очень ухоженная, очень красивая женщина. Но никуда не денешь прожитые годы. Натуральная блондинка, это видно. Но сейчас, скорей всего, уже красится, чтобы скрыть седые волосы. Слишком гладкие веки — наверняка, не без помощи хирургии. Прямая спина, привычка тянуть и без того длинную шею вверх, длинные стройные ноги… Надо же, нет детей. А муж? Я взглянула на правую руку. Она заметила мой взгляд.
— Последний раз я была замужем одиннадцать лет назад. Оказался таким убогим дурачком, что с тех пор я… — Она посмотрела на меня, улыбнулась и не стала продолжать мысль. — Чего только не делал, чтобы сохранить свою драгоценную потенцию! Натирал на ночь чесночной мазью, делал контрастные ванночки, по утрам в воскресенье обкладывал прошпаренным капустным листом и так лежал. Мыл свои сокровища только японским мылом с натуральным шелком. И при этом у него по разным городам голодали дети — неприятный результат приятных занятий. Я как вспомню въевшийся чесночный запах, который ничем нельзя было вытравить из моей спальни!
— Да-а… — Я не знала, что сказать в ответ, чтобы поддержать такой разговор.
— Меня зовут Ольга, — она опять улыбнулась.
И я вдруг подумала, — точно, ей еще нет сорока… Просто что-то в ней было такое…
— Меня — Лена. Я журналистка… — Мне хотелось как-то свернуть неловкий разговор с «сокровищ», как она выразилась, ее бывшего мужа.
Ольга, однако, продолжала неторопливо и спокойно рассказывать мне о своей жизни, скорей всего, желая меня отвлечь от грустных мыслей, которые скрыть было невозможно.
— А у меня было три мужа. Я очень рано начала выходить замуж. Как-то получилось, что за всех своих мужчин я выходила замуж. И просто до смешного неудачно. Ну а уж когда этот попался, последний… Он если джинсы обтягивающие надевал, то минут пятнадцать у зеркала штаны застегивал. Так — неудобно, а так — некрасиво… Пока ровненько всё не разложит, из дома не выйдет… Момент… — Она резко шатнулась в сторону от бесконечного трейлера и негромко выругалась. — Секунда — и мы бы не в лепешку, конечно, не «Жигули» как-никак, но в канаве лежали бы точно. Извини.
— Ничего, хорошо, что всё в порядке, — с трудом проговорила я, стараясь дышать ровно.
— Вот мужчины часто ругаются, — Ольга перевела дух и продолжила: — видя женщину за рулем. «Не там повернула… Никого не видит вокруг… Не так объехала…» Но они же не понимают, какие важные разговоры у нас происходят в машине, правда? — она засмеялась.
Я тоже с облегчением улыбнулась и услышала звонок мобильного.
— Как температура? — голос Виноградова был другой, чем полчаса назад.
Я слышала характерные звуки ресторана и уже знакомый мне повизгивающий заливистый хохоток.
— Не знаю.
— Почему ты не знаешь, Лена?
Сколько же собак предполагалось убить одним звонком!.. Показать мне — кто хозяин, выслужиться перед Богом, с которым у Виноградова именно такие отношения: «Вот, боженька, видишь, какой я молодец, ну не наказывай меня за вчерашнее поганство, о'кей?» И еще, может быть (и как раз главное сейчас) — котенок со сладкими ножками должен тоже знать свое место — у Виноградова есть ребенок, дочь. Это мощное прикрытие от посягательств на его свободу. «Да ты что! Я же с ребенком должен… Я же ребенка ращу!»
— Саш, хватит лицемерить.
— Что ты сказала?
— А то и сказала. Хватит лицемерить. Могу перевести на русский мат, если ты не понял. Ты что, приедешь сейчас и будешь сидеть с ней всю ночь?
— У нее есть мать.
— А у тебя — на все ответ.
— Достала!..
К счастью, он бросил трубку.
— Проблемы? Муж? Уже пожалел, что отпустил вас с вещами?
— Да нет… И не муж, и не пожалел… Скорей бы прошло время.
— Больно?
— Да.
