— Да уж…
— А вы придете к нам на свадьбу? — спросила осмелевшая Варя, всю жизнь старательно копившая в своей душе всех любящих и нелюбящих родственников, близких и далеких. Время от времени она принималась перечислять их. Иначе, чем двумя-тремя семитскими генами, я себе эту мощную родственную установку в ее юной душе объяснить не могла.
— Приду, — пообещала Милена Аристарховна. — Только у меня еще платья нет.
— Жалко… — вздохнула Варька. — Надо купить. А у меня есть. Тоже белое, как у мамы, и длинное.
Глава 18
Праздник был организован за три дня в прекрасном загородном ресторане «У Мартына». Там же, на втором этаже находится маленькая гостиница, где на субботу-воскресенье Толе пришлось оплатить все номера.
У меня было немного странное ощущение с самого раннего утра. Я волновалась, радовалась, и еще мне казалось, что я всех обманываю. Но потом — в суматохе, переездах, цветах, подарках, улыбках и слезах (плакали Нелька, Павлик и я сама) — все встало на свои места.
Позже всех приехала Ольга, которую я все же пригласила, понимая, что не приглашу — покажу, что не приняла ее дружбы, а приглашу — нарушу обещание, которое не давала. Обещание не иметь больше дела со слабой, избалованной, малодушной, эгоистичной половиной человечества — той, что мешает жить нормальным, хорошим женщинам, которые не требуют ничего особенного, лишь то, что заложено природой. Любить друг друга, быть верными, прощать, жалеть, рожать детей, вместе их растить… Ольга со мной в разговоры не пускалась, ходила поодаль одна, высоко запрокинув голову и улыбаясь.
За волнообразным обедом, продолжавшимся часа четыре — мы выходили гулять, кататься на лодке, потом возвращались к следующему блюду — Ольга сказала тост. Она великолепно выглядела, на тридцать с небольшим. Я видела, как к ней подходил знакомиться мужчина из Толиных гостей. Она молча смотрела на него, пока он что-то говорил, молча улыбнулась и отошла от него, медленно помахав над головой рукой с изящно сложенной фигой.
Когда подали запеченного кролика с трюфелями, объявив блюдо — так придумал Толя, все наперебой стали обсуждать, что же такое трюфели, а Ольга постучала ножиком по бокалу и встала.
— Мне хотелось бы произнести тост. Вы позволите? — обратилась она почему-то к Толе, думаю, «из вредности».
Толя разулыбался.
— Встретились однажды американка, француженка и русская, — начала Ольга, с приятнейшим выражением лица, ни на кого в отдельности не глядя. — Француженка и говорит: «Если женщина в тридцать восемь лет чувствует себя старой, она не с тем мужчиной живет». Американка отвечает: «Или вовсе ни с кем не живет…», а русская посмотрела на них и говорит: «Да колготок у нее нет целых, вот и все!»
К этому моменту замолчали уже все. В полной тишине Ольга закончила:
— Предлагаю выпить за то, чтобы с мужем Толей наша Лена никогда не чувствовала, сколько ей лет.
— А при чем тут колготки? — спросил один из Толиных гостей.
— А это чтоб ты спросил, — ответила Ольга, подняла бокал и выпила.
Почти все рассмеялись и тоже выпили за мое счастье и целые колготки. Ольга вскоре уехала, не попрощавшись и оставив мне в подарок факсимильное издание Чехова.
За легким ужином попросил слова Харитоныч. Толя для начала представил его гостям не только как своего предшественника по службе, но и как одного из корифеев советской политической журналистики. Сейчас Харитоныч скорее походил на поэта. Он встал с листочком и, несколько смущаясь, действительно прочитал стихотворение, предупредив, что это не его. Стихотворение было очень длинное, но, на счастье, самые лучшие строчки были в конце. И подуставшие, заерзавшие гости даже искренне похлопали, когда он прочел:
Венчальна ночь. Любовь тебя храни.
Будь легок сон. Пусть милое приснится.
Жизнь говорит: нет счастья без границ.
Стеречь? Стереть? Но где они — границы?
[2]
Милена Аристарховна, внимательно слушавшая от начала до конца, неожиданно сказала:
— Прекрасно.
— Да, — подтвердил польщенный Харитоныч. — Знаете, чьи это стихи? Леночкиного отца, мы дружили с юности.
Мне стало стыдно, что я в жизни не читала этого его стихотворения, да отец и писал-то их не так много. Я не успела спросить Харитоныча, в какой из папиных книжек он нашел эти строчки, потому что увидела, как куда-то ушел и тут же вернулся Толя, держа в руках большой тюк. Он тоже попросил слова.
— Я хочу подарить моей жене в присутствии друзей и родных два очень символичных подарка. И оба попрошу сразу же… гм… использовать.
Он достал бархатную темно-красную коробочку и протянул мне. Мне пришлось встать и показать всем то, что я там увидела. На плотной поверхности бархата лежали три крохотные виноградные кисти, сережки и подвеска. Сами виноградинки были вперемешку золотые и жемчужные.
Толя пояснил под всеобщие восторги:
— Хорошо, что у меня есть друг, который помог мне сформулировать вот таким образом мои мысли… мне хотелось подарить Лене что-то… — он покрутил рукой, — такое…
Настал черед тюка. Когда Толя достал из пакета его содержимое, кто-то ахнул, кто-то засмеялся. Я посмотрела на Милену Аристарховну. Она несколько удивленно улыбалась и постукивала пальцами по столу.
Толя расправил и накинул мне на плечи роскошную, подметающую пол, нежнейшую шубу из белого с бежевыми подпалинами песца.
— Да-а… Готовь сани летом… — проговорила Милена Аристарховна.
Толя засмеялся.
— Мам, я же сказал — это символ.
— Ясно, Толик…
Может, мне так хотелось думать, но мне не показалось, что Милена Аристарховна очень уж недовольна.
— Лена не любит одежду из убитых животных, — спокойно и внятно сказала Ольга.
Я сама видела, как час назад она садилась в машину, трезвая и невозмутимая.
— Я вернулась, Лена, — объяснила Ольга в полной тишине. — Видишь, не зря.
— Но… — Толя растерянно посмотрел на меня. — Я не знал…
— Мужчины вообще очень многого не знают, — ответила ему Ольга. — Главного — о той женщине, чью жизнь собираются испортить. Но я надеюсь, что вы не испортите жизнь Лене.
— А с шубой что делать? — прищурилась Толина мама.
— У нас один размер… — неуверенно сказала я.
Хорошо, что к этому времени большинство гостей, в отличие от Ольги, не собиравшиеся садиться за руль, отлично поели и выпили, и все происходящее воспринимали, как шутку, неожиданную и сложную. Но смешную. Толя энергично свернул шубу, крякнул, посмотрел на меня, на маму, махнул рукой и тоже засмеялся.
— Разберемся! — негромко сказала я ему. — Если мама не возьмет…
