Посмотрев на Джо, она находит еще одну папку на маленьком прикроватном столике. В ней психологический портрет Потрошителя. Джо в принципе не способен понять все это. Тогда зачем ему папка? И почему она лежит рядом с кроватью, как будто он недавно это читал?
На улице зажглись фонари. Дорога пуста, за исключением пары припаркованных машин.
Салли выбрасывает содержимое ведра в мусоропровод, моет ведро, на четверть заполняет водой и ставит рядом с кроватью. Так он сможет туда мочиться — ведь пару дней он вообще будет не в состоянии ходить. Проверяет повязку на ране. Следов крови нет. Когда сушка затихает, она вытаскивает простыни, перекатывает Джо на одну сторону, потом на другую, подпихнув под него одну простыню. Второй она накрывает его, а сверху кладет одеяло. Портфель, оказавшийся тяжелее, чем она думала, она кладет так, чтобы он мог дотянуться до него, если ему оттуда что-то понадобится.
Проверяет, все ли оставлено в порядке, берет ключи, аптечку и идет обратно к машине.
29
Воскресенье. Не утро, не день, но поздний вечер. Я проспал почти целый день. Мои внутренние часы молчат. Я завис где-то между адом и пыткой жизнью. Перехожу от сознания к бессознательному состоянию и с трудом понимаю, что я жив. Смотрю на будильник. Девять сорок.
Когда я отбрасываю простыни, то с облегчением вижу, что крови совсем немного. На рану профессионально наложена белая повязка. Она практически сухая. Пытаюсь сосредоточиться на том, что произошло после того, как я умудрился добраться до дома вчера утром, но ничего не вспоминаю.
Вставать мне незачем. Рыбок надо покормить, но они могут подождать. Я не знаю, как долго они могут выжить без еды, но, похоже, мы скоро вместе это выясним. Мусорное ведро выглядит относительно чистым, учитывая, что я наполнил его водой и антисептиком; мочусь в него. Моча воняет и выходит короткими прерывающимися струйками. Когда я заканчиваю, в комнате пахнет еще хуже, чем обычно.
Закрываю глаза. Вижу женщину в маске, стоящую надо мной со скальпелем в руке. Она растворяется, маска исчезает, скальпель превращается в плоскогубцы, потолок в моей комнате превращается в фиолетовое небо с умирающими звездами, незнакомка превращается в Мелиссу. Это Мелисса со мной сделала. Мелисса вырвала у меня яичко.
И Мелисса пришла, чтобы помочь мне. Кроме нее — некому.
— Будь она проклята, — говорю я, открывая глаза. Натягиваю на себя одеяло и откидываюсь на подушку. Мне нужно отдохнуть, но я не чувствую себя уставшим. Мне нужно отвлечься от Мелиссы хотя бы пару минут. Протягиваю руку к прикроватному столику и беру папку.
«Холостяк. Белый, так как жертвы подобных преступников редко принадлежат к другой расе, а все убитые им женщины — белые. Чуть старше тридцати лет. Все преступления совершены вечером, из чего можно заключить, что он работает, но на низкоквалифицированной работе. Он чувствует, что работа его недостойна, что он слишком хорош для того, чем занимается. Живет с женщиной, подавляющей его личность, возможно, матерью или теткой».
Помню, что Мелисса что-то спрашивала о доминирующем образе матери. Она верит в эту ерунду, как и тот, кто это написал, кем бы он ни был.
«Он не может противостоять этой женщине и, с помощью переноса, мстит ей, убивая других женщин. Его цель — не секс, но чувство подавляющей власти. Секс в данном случае используется как орудие. Высока вероятность, что задерживался ранее. Скорее всего, за подглядывание — вуайеризм. Возможно, кража с взломом».
Далее в отчете говорится, что у меня нет раздвоения личности и что я не сумасшедший, хоть в чем-то они угадали.
«Учитывая временны́е промежутки между убийствами, можно предположить, что, если у него и возникают периодические побуждения к убийству и насилию, они не постоянны. Обычно между двумя убийствами проходит около месяца. Возможно, потому, что в это время он восстанавливает силы, занимаясь другими, не относящимися к убийствам, делами. Иногда между двумя убийствами проходит не больше недели. Учитывая тот факт, что жертвы ему подчиняются, можно предположить, что он угрожает им каким-то оружием, и, так как ни одна жертва не была убита в присутствии мужа или партнера, логично предположить, что он избегает риска столкновения с другим мужчиной.
Он не очень организован, так как связывает женщин предметами, которые находит непосредственно на месте преступления, а не приносит их с собой. С каждым нападением его сексуальные предпочтения становятся все более извращенными. Возможно, каждое нападение планируется неделями. То, что он накрывает жертвам лицо и переворачивает фотографии, указывает на его стремление обезличить насилуемых женщин. Он накрывает их лица до убийства, чтобы представить, что убивает кого-то другого, доминирующую женщину из своей жизни; ошибочно считать, что он делает это после убийства, из чувства раскаяния.
С места преступления он забирает нижнее белье или драгоценности, предположительно, чтобы иметь возможность заново пережить волнующие его моменты. Обладает социопатическими наклонностями, не имеет совести, не воспринимает своих жертв как реальных людей.
Необходимо установить наблюдения над могилами, так как он может там показаться, не из чувства раскаяния, а чтобы вновь пережить свое преступление. Может позвонить в полицию, чтобы предложить помощь или свидетельские показания, с целью разведать, на каком этапе находится расследование. Может попытаться начать общаться с полицейскими в барах, завязать с ними разговор, чтобы разузнать все возможное…»
Отчет продолжается. В нем упоминается, что изнасилование — жестокое преступление, где секс выступает как оружие. Упоминается, что секс используется как средство власти и контроля, что он используется для доминирования. Правы ли они насчет причины, по которой я накрываю лица? Может, я действительно обезличиваю их и представляю на их месте кого-то другого? Не уверен. А вот насчет могил они правы. Я уже подумывал туда сходить, но, к счастью, выяснил, что они под наблюдением еще до того, как попытался это сделать.
Когда я был подростком, лежа в постели, я думал о своих соседях по ночам, о том, что они делают в данный момент. Думают ли они обо мне? Представлял, как перехожу из дома в дом под покровом ночи и беру у них то, что захочу, и делаю с ними то, что захочу. Тогда мечта была о том, чтобы благополучно сбежать — мечта не об убийстве, но об успехе. Тогда я всегда верил, что смогу совершить идеальное преступление. Сегодня эта мечта стала реальностью. И как раз этого в моем полицейском описании нет.
Выключаю свет и закрываю глаза. Я устал, но раздражение не дает мне уснуть. Дохожу до четвертого барашка, когда понимаю, что считать барашков, чтобы уснуть — совершенно идиотская затея.
Не знаю, как так получилось, но следующее, что я помню — я проснулся утром, и будильник спас меня от очередного кошмара. Мне снилась Мелисса и ее плоскогубцы. Я кричал, чтобы она перестала, но ее ничто не могло остановить.
Я звоню на работу. Нет, я не болен, больна мама. Да, и мне очень жаль. Да, передам ей, чтобы она поправлялась. Да, обязательно сообщу о состоянии ее здоровья. Да, торопиться не буду, обязательно удостоверюсь, что с ней все в порядке, перед тем как выйти на работу. Да, да, да, мать вашу. Говорить больно, и такое ощущение, будто по яйцам у меня поезд проехался. Мочусь в свое ведро.
