Но после тщательного обследования доктор Райтер понял, что ее мертвенная бледность была вызвана не только болезнью. Она говорила о чем-то более серьезном. Потом он заметил, что у девушки почти не осталось здоровых зубов, что было более чем странно для девушки ее возраста. Не зная к кому еще обратиться, он задал несколько вопросов ее деду и вскоре пришел к выводу, что тот выдает ему одну ложь за другой. «Ее дед принялся рассказывать историю о том, как нашел ее на пороге. Сказал, что ее бросила там мать, которая принадлежала к какой-то неясной секте».
Эта странная история и насторожила его. «Мне не понравилась его интонация, что-то казалось неправильным, – вспоминал Райтер. – А особенно насторожило меня то, что он не считал нужным отвечать на мои вопросы, умоляя вместо этого просто помочь Керстин, чтобы он смог забрать ее домой».
Фрицль предоставил записку, в которой говорил, что его 42-летняя дочь оставляет на него ребенка. В ней слышалась вся глубина материнской заботы о здоровье своей заболевшей дочери, а также из нее было видно, что, несмотря на явную тяжесть заболевания, ей давали только «аспирин и микстуру от кашля». Здесь точно было что-то не так.
В 10:37 утра в полицию поступил звонок из государственной больницы Амштеттена, сообщавший об обнаруженной загадочной «пациентке женского пола». Она была в тяжелом состоянии, не реагировала на внешний мир и, судя по симптомам, очень запущенна. Сообщили, что женщину сопровождал мужчина. Йозеф Фрицль из дома номер 40 по Иббштрассе.
Полиция, естественно, откликнулась на сообщение и выехала по адресу. В их последующем разговоре Фрицль рассказал, что услышал шум, доносящийся с лестницы. Он вышел проверить, что это, и обнаружил девушку, безразлично прислоненную к стене на первом этаже. Он сказал, что в руках ее была зажата записка. Она была от его отсутствующей дочери Элизабет, которая писала, что это ее дочь Керстин и ей срочно нужна помощь врачей. Это не решило многих вопросов, но следствие до поры до времени не стало вдаваться в подробности.
Записка пестрела противоречиями. «В среду, – говорилось в записке, – я дала ей аспирин и лекарство от кашля, чтобы привести ее в чувство. В четверг кашель усилился. А в пятницу стал еще хуже. Она искусала себе губы и язык. Пожалуйста, пожалуйста, помогите ей! Керстин так боится посторонних, она никогда не была в больнице. Если возникнут какие-то проблемы, просто попросите о помощи моего отца, он единственный человек, кого она знает». После этих слов шла приписка: «Керстин, держись, пока мы снова не увидимся! Мы скоро вернемся к тебе!»
Записка явно была написана матерью, которая серьезно беспокоилась о состоянии своей дочери. Но даже без медицинского образования всякий мог заметить, что ребенок находится в жутко запущенном состоянии и, если бы не безотлагательное медицинское вмешательство, вполне мог бы погибнуть. Зачем матери ждать четыре дня, со среды до субботы, чтобы обратиться к врачам? А если она и в самом деле так переживала, как это выглядело на бумаге, то почему она сама не привезла девочку в реанимацию, чтобы объяснить, как ее довели до такого пугающего состояния?
Так или иначе, в записке она умоляла медиков помочь Керстин. Почему она, мать, не обратилась за помощью лично? Какой матерью нужно быть, чтобы просто выбросить своего больного ребенка – уже буквально на пороге смерти – на улицу, на откуп деду, и даже не появиться лично, чтобы узнать о судьбе дочери? Если у нее нашелся транспорт, чтобы привезти свою потерявшую сознание дочь в дом своих родителей, почему нельзя было привезти ее сразу в больницу? Или не вызвать самой «скорую»? На эти вопросы полиция не могла найти ответа.
Девушка, говорилось в записке, никогда не бывала в больнице. Опять-таки странно. В развитых странах и более юные дети появляются в больницах и поликлиниках, хотя бы чтобы врачи могли просто проверить состояние их здоровья и предложить стандартные прививки. Еще один тезис записки – она «так боится посторонних», а ее дедушка – «единственный человек, кого она знает». Это указывало на то, что у девушки, должно быть, есть какие-то отклонения в психическом состоянии, которые могли иметь отношение к диагнозу, над поиском которого сейчас бился доктор Райтер.
«Если возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, попросите о помощи моего отца», – говорилось в записке. Но Фрицль не был расположен помогать и исчез из больницы при первом же удобном случае. Зачем любящей матери доверяться такому безучастному человеку? И этот трогательный постскриптум: «Керстин, держись, пока мы снова не увидимся! Мы скоро вернемся к тебе!» Это – прямое указание на то, что мать, конечно, очень любила своего ребенка.
«Я не мог поверить, что мать, которая написала такие слова и казалась такой обеспокоенной, просто испарилась», – заявляет доктор Райтер.
Любопытно заметить, что сэр Артур Конан Дойл, автор Шерлока Холмса, также был докто ром. Сам Холмс, по словам автора, был списан с реально существующего врача Джозефа Белла, чьим помощником он работал в Королевской лечебнице Эдинбурга. Будучи лектором в медицинской школе Эдинбургского университета, доктор Белл подчеркивал важность тщательного обследования при вынесении диагноза. Доктор Райтер, как опытный врач, обладал похожим дарованием. Он обращал внимание на мелочи и пришел к выводу, что язык записки конфликтует с рассказом Фрицля о ее матери и о том, как она выбросила больную девочку на улицу.
«Я не мог поверить, что мать серьезно больной девушки девятнадцати лет может попросту бросить ее и исчезнуть, – сказал он. – По стилю записки, которую она оставил, было ясно, что мама серьезно беспокоится о своей девочке». Он просто понял, что что-то неладно.
Керстин становилось все хуже, ее организм угасал. Она страдала от множественных недостаточностей, ее посадили на диализ и подключили к аппарату искусственного дыхания. Беспокойство доктора Райнера росло, и он обратился за помощью к специалистам из столицы. Но и они оказались озадачены. Чтобы вытащить девушку, им требовалась дополнительная информация, которая помогла бы поставить диагноз. Пациентка была без сознания, и они не могли спросить о том, что их интересовало, напрямую. Что было крайне необходимо, так это подробная история болезни, но, поскольку девушка никогда прежде не бывала в больницах, не существовало и никаких записей. Если вдруг не отыщется ее семейный врач, единственным человеком, который мог предоставить всю необходимую информацию, была ее мать. Эта женщина могла находиться во власти какой-то причудливой секты, но, без сомнения, если бы она знала, что без ее помощи ее девочке грозит смерть, она вступила бы с ними в контакт.
И доктор Райтер последовал своей интуиции. Наткнувшись на преграду в виде Фрицля, он прибег к помощи отдела больницы по связям с общественностью, чтобы развернуть громкую кампанию, призывая мать Керстин откликнуться с «медицинскими сведениями жизненной важности» и помочь своей тяжелобольной девочке. «Я был уверен только в одном: мать была единственным человеком, на чью помощь можно было рассчитывать, – говорил он. – Я снова связался с дедушкой и передал ему, что нам просто необходимо переговорить с ее мамой. Я не сомневался, что у нее мы могли узнать то, что стало бы разгадкой этой загадочной болезни. Я не понимал, почему он делает это с такой неохотой, но он все же согласился».
