– Возможно, к этому причастен какой-нибудь сумасшедший
археолог, – рискнул я высказать предположение, – какой-нибудь одержимый манией
ученый, чьи теории могут быть опровергнуты с помощью ваших исследований?
Холмс коротко рассмеялся:
– Уверяю вас, что нет более опасных существ, нежели ученые,
чьим драгоценным теориям угрожают новые открытия, но их оружие – чрезвычайно
ядовитые, полные сарказма статьи и публичные выступления. Я был бы очень
удивлен, если бы они обратились к помощи духовых ружей и захвату заложников. А
кроме того, пока вы, полковник, не высказались публично о результатах своих
исследований, они и понятия не имеют о ваших открытиях.
Стук в дверь возвестил о приходе управляющего, который
сказал, что внизу ожидает посыльный с сообщением для полковника.
Лицо Хардена прояснилось.
– Пришлите его наверх, старина! Пришлите!
– Я не решился этого сделать, сэр, потому что это странный
посыльный, подросток, сэр, довольно грязный деревенский парнишка. Ему было
сказано, чтобы он передал с кем-нибудь свое сообщение и отправился восвояси,
сэр, но он настаивает на том, чтобы увидеться с вами лично.
– Тогда приведите его, какой бы он грязный ни был, –
приказал полковник, и управляющий поспешно ушел.
Харден снова повернулся к нам:
– Вы были правы, мистер Холмс. Они выждали некоторое время,
а теперь напоминают о себе.
Через несколько минут управляющий вернулся, сопровождая юнца
в невообразимо грязных вельветовых штанах. Вокруг воротника был повязан такой
же грязный шейный платок, на ногах были забрызганные грязью гетры и рваные
ботинки. Лицо, тоже сильно запачканное, было наполовину закрыто низко
надвинутым огромным картузом.
Он остановился в двух шагах от стола, держа руки в карманах,
и исподлобья посмотрел на нас:
– Вы – Шерлок `Омс, – объявил он моему другу с типичным
хемпширским акцентом, – а вы – доктор Ватсон.
Мы кивнули в подтверждение его слов, а управляющий очень
разгневался.
– А ну-ка вынь руки из карманов, парень, и долой шапку! –
прикрикнул он, стащив с него картуз.
Холмс громко расхохотался, а полковник Харден ошеломленно
смотрел на густую волнистую шевелюру Джона Хардена Младшего. Спустя мгновение
полковник со слезами на глазах обнимал сына, Холмс утешал смущенного
управляющего звонкой монетой, а жена полковника и дочки, услышав радостные
восклицания, вбежали в комнату.
Позвольте мне набросить покров молчания на чудесную сцену
воссоединения семьи. Достаточно сказать, что через час Холмс, полковник и я
сидели в обществе гораздо более чистого и до некоторой степени сытого Джея,
приготовившись выслушать рассказ о его приключениях.
Он рассказал, как его заманили к театру двое мужчин, и
описал их внешность:
– Мужчина, который заговорил со мной, был выше и толще
другого. Я не очень обратил внимание на маленького, он был бледный и тощий, но
у того, что повыше, было круглое розовое лицо и толстый нос. В нем было что-то
от свиньи и говорил он как-то странно.
– А как он говорил? – спросил Холмс. – У вас хороший слух,
молодой человек, вы легко усваиваете акценты, скажите, как он говорил?
Юноша сморщился от сосредоточенности и напряжения, а затем
повторил то, что сказал ему толстый:
– «Добрый день, сынок. Вижу, ты интересуешься театром».
Холмс тщательно прислушался, потом вопросительно взглянул на
меня.
– Болен хроническим ларингитом! – ответил я, удивляясь
искусству, с которым юноша воспроизвел акцент.
– Весьма вероятно, – согласился мой друг и взмахнул рукой,
словно дирижировал оркестром. – Повторите.
Юноша повторил фразу. Холмс закрыл глаза и откинул голову
назад, потом быстро открыл глаза, словно стрельнув взглядом.
– Это Дрю, – сказал он. – Несомненно, голос его! – И
повернулся к полковнику: – У вашего сына очень острый слух. Он воспроизводит
звуки точнее и вернее, чем фонограф.
– Мне кажется, что именно этот голос мне угрожал, –
взволнованно проговорил американец. – Но кто он, этот Дрю?
– Дрю – человек неблаговидной репутации, которого едва не
посадили под замок четыре года назад. Когда я имел дело с его хозяином, то
предоставил в десять раз больше чем достаточно улик, чтобы осудить Дрю и его
сообщников. Но мои друзья в Скотленд-Ярде сообщили мне, что Дрю удалось
избежать правосудия, потому что если бы его судили, то была бы запятнана
репутация очень высокопоставленных лиц и вряд ли свидетели захотели бы давать
показания. Мне доставит особенное удовольствие расстроить любые его замыслы.
И он повелительно взмахнул рукой в сторону Джея:
– Продолжайте, пожалуйста.
Рассказ юного Хардена подтвердил дедуктивные умозаключения
Холмса насчет того, каким образом было осуществлено похищение. Когда Джей
очнулся от хлороформа, он понял, что с ним произошло, и сообразил не подать
вида, что пришел в сознание. Конечно, он никоим образом не мог определить, куда
его везут.
– Я почувствовал, как экипаж едет по длинной, очень
ухабистой проселочной дороге, потом он завернул направо, и мы остановились.
Двое сидевших в экипаже позвали на помощь третьего, кучера, и все вместе они
вытащили меня наружу. Я по-прежнему разыгрывал из себя мертвого опоссума, и им
втроем пришлось нести меня в большой дом.
– Что представляет собой этот дом? – спросил Холмс. – Вы его
видели?
– О, я его хорошо разглядел. Большой, как бывает у хозяев
плантации, с большим крыльцом и колоннами. Я, помнится, подумал тогда: значит,
такие дома есть и в Англии. Фасад дома был весь увит плющом, и он был такой
густой, словно его долго не стригли.
– Ага! – воскликнул Холмс. – Ухабистая, заросшая подъездная
аллея, портик с колоннами и нестриженый плющ на фасаде. А сейчас начало мая.
Если плющ имеет такой запущенный вид, значит, в доме никто не живет уже больше
года. Мы собираем факты, джентльмены, и скоро сможем определить, что это за
дом. А каков он внутри, молодой человек?
– Я украдкой взглянул – меня внесли в просторный холл, с
обеих сторон которого находились лестницы, ведущие наверх. Ни в доме, ни на
лестнице не было ковров – и их ботинки громко стучали по полу. И наверное, было
очень мало мебели.
– А куда они вас понесли?
