Несколько дней мы провели довольно однообразно. Холмс уходил
из дома рано утром обычно в Британский музей или еще какое-нибудь хранилище
древних рукописей, а я сидел все время дома, ожидая сообщений и не смея
отлучиться, кроме как для краткой прогулки в Риджентс-парк, чтобы немного
проветриться. С каждым днем Холмс возвращался все позднее и становился
молчаливее по мере того, как его расследование приносило все меньше нового и
полезного, и он часто курил трубку далеко за полночь. Телеграммы от
телохранителей полковника Хардена извещали нас только о том, что он постепенно
продвигается на запад – от Винчестера к Ромси, Солсбери, Эмсбери, Эвбери и
Стэнтону. Что касается Дрю, то от Порлока пока не было никаких известий.
Я уже начал подумывать, что мы обречены на такое скучное
времяпрепровождение до бесконечности, когда пришло сообщение от парней
Макмурдо. В нем говорилось, что полковник Харден уехал в Уэльс, намереваясь
потом посетить Гластонбери. Я сразу же отнес это сообщение Холмсу в Британский
музей, и вечером он показал мне текст ответной телеграммы:
«ОСТАВАЙТЕСЬ В УЭЛЬСЕ ДО МОЕГО ПРИЕЗДА ТЧК ГЛАСТОНБЕРИ
ОПАСНЫЙ ПУНКТ ТЧК ХОЛМС».
– Я не собирался уезжать из Лондона, не закончив своих
исследований, – пожаловался Холмс. – Но быстрые передвижения полковника
вынуждают нас действовать.
На следующее утро, когда Холмс ушел из дома, доставили
анонимную записку:
«Д. организовал наблюдение за американцем в Уэльсе. Говорит,
что последует за ним, если тот поедет в Гластонбери».
Записка явно была от Порлока, и я сразу же отправил ее с
посыльным Холмсу. К моему удивлению, не прошло и часа, как Холмс вернулся
домой.
Широко шагая, он вошел в гостиную, потер руки и улыбнулся:
– Я уже телеграфировал Хардену, что завтра мы будем в
Уэльсе. Так давайте воспользуемся свободным временем и позавтракаем где-нибудь
вне дома.
Во время еды он находился в прекрасном настроении, был очень
оживлен, но говорил обо всем на свете, только не о деле Хардена. Мне было ясно,
что в своих исследованиях он весьма продвинулся, хотя ничего мне об этом не
сообщил.
На следующий день рано утром мы выехали в Уэльс. На станции
нас встретил один из парней Макмурдо:
– Полковник в городском соборе и наши ребята тоже, он хочет
послушать бой часов.
– Послушать бой часов! – воскликнул я, но Холмс засмеялся.
– Дело обычное, – заметил он. – Чтобы англичане
заинтересовались достопримечательностями своей страны, надо, чтобы об этом
напомнил американец. Если поспешим, Ватсон, то мы тоже успеем посмотреть на эти
знаменитые часы.
Полковника мы нашли в северном приделе собора в
сопровождении парней Макмурдо. Там собралась небольшая группа туристов, а также
местные ребятишки. Полковник приветствовал нас возгласом:
– Добрый день, джентльмены! Вы как раз вовремя. – И, вынув
свои карманные часы, он стал сверять их с огромными часами, висящими на
западной стене собора.
Я взглянул вверх, и у меня даже дух захватило. Над нами
висели самые необыкновенные часы из всех, которые я когда-либо видел.
Циферблат, более шести футов в диаметре, был весь замысловато расписан цифрами,
указывающими фазы луны и положения планет на их орбитах. Внешний круг состоял
из двадцати четырех делений и показывал время суток, а за ним вращалась большая
звезда. Звезда поменьше вращалась во внутреннем круге, разделенном на
шестьдесят частей.
Пока мы смотрели, небольшая звезда уже совершила свой путь.
В это время находящаяся над внешним кругом деревянная фигурка гномика вдруг
ожила и стала колотить ножкой по колокольчику внизу, а потом то же самое
проделала другой ножкой, и зазвенел второй колокольчик. Всего гномик ударил по
колокольчикам восемь раз, а внутри часов послышалось какое-то жужжание. И вот
дверцы над циферблатом распахнулись и показались четыре миниатюрные фигурки
вооруженных рыцарей на конях. Первые две двигались по часовой стрелке, а вторые
– в обратном направлении, и при каждой встрече какой-нибудь один из рыцарей,
пронзенный мечом противника, падал на спину. От изумления я разинул рот и стоял
так до тех пор, пока фигурки не скрылись за дверцами. Взрослые негромко
переговаривались и улыбались, а дети восторженно хохотали.
– В мире мало найдется таких старинных часов, – заметил
Харден, пряча свои карманные, – столь хитроумно устроенных, за исключением
больших часов в Страсбурге. Преклоняюсь перед этими часами, ведь их впервые
завели за сто лет до открытия Америки.
– А сделаны они были, – добавил Холмс, – Питером Лайтфутом,
монахом из Гластонбери, более пятисот лет назад. Вообще, надо сказать, монахи
были прелюбопытными и учеными людьми и владели многими искусствами. Я в полной
мере разделяю ваш восторг по поводу часов, полковник, но сейчас нам нужно
поговорить и о других достопримечательностях, о тех, что в Гластонбери.
– Да, – согласился Харден, пока мы неспешно выходили из
собора. – Но что там такого особенного? В вашей телеграмме вы сообщили, что я
не должен ехать туда без вас.
Холмс приостановился и взглянул полковнику прямо в лицо:
– Возможно, вам вообще не следует туда ездить.
Харден нахмурился:
– Не ездить туда? Почему же?
– Полковник, – мрачно ответил мой друг, – в Винчестере вы
приняли смелое решение не отступать, несмотря ни на какие угрозы Дрю, и то было
решение, которому я аплодировал. Однако ситуация изменилась. Дрю еще не нашел
то, что ищет, и моя информация подтверждает его намерение быть в Гластонбери
одновременно с вами. Я полагаю, что объект поисков Дрю находится именно в
Гластонбери, и теперь он одержим настоящим страхом, как бы вы не нашли то, что
сам он найти пока не может.
– И что из этого следует? – спросил полковник. – Почему я
должен менять свои намерения?
– Потому, – ответил Холмс, – что если Дрю не убьет вас в
Гластонбери, то только по той причине, что решил сделать это до вашего приезда
туда.
Глава 12
Приезды и отбытия
Конечно, как и следовало ожидать, никакие угрозы не могли
заставить старого солдата отступить, и рано утром следующего дня мы,
по-прежнему в сопровождении парней Макмурдо, отбыли в Гластонбери. Устроившись
в гостинице на Хай-стрит, мы отправились к развалинам аббатства. Парни Макмурдо
помогали нести снаряжение Хардена. Вряд ли я когда-нибудь забуду свои первые
впечатления при взгляде на руины того, что некогда было величайшей святыней
Англии. Уже наступил июнь, и везде буйно разрослись сорняки и чертополох
вперемежку с густыми зарослями шиповника и других кустов, пустивших корни между
камнями.